— Я люблю тебя.

— Знаю. Лишь это спасло меня. Ты — мое спасение. — Он наклоняется и целует меня.

Я пристально смотрю в его великолепные глаза и легонько провожу пальцем по шраму на щеке. Он закрывает глаза и дрожит, затем вздыхает. Я прижимаюсь сильнее, зная, чего хочу.

— Сделай это снова.

Он улыбается и открывает глаза, но на лбу у него морщинки.

— Вряд ли я могу.

Я становлюсь на носочки, обвиваю его за шею и притягиваю, чтобы поцеловать.

— Попробуй, — шепчу я рядом с его губами, желая снова испытать ту близость.

Он закрывает глаза, делает глубокий вдох и целует меня. Через минуту он чуть отстраняется.

— Не могу. Теперь в душе я тоже человек. Моя сущность не может покинуть тело, пока я жив.

Но он не выглядит разочарованным и даже улыбается.

Мой пульс учащается, электрический ток проходит по всему телу, оживляя каждую клетку.

— Значит ли это, что мы можем…

Его глаза — глубокие черные омуты, и когда он смотрит на меня, я могу поклясться, что вижу его душу. Затем они вспыхивают, и он кивает. Люк наклоняется, целует меня, и мы опускаемся на простыни, погружаясь друг в друга. Все как и должно быть.

ЛЮК

Даже не знал, что могу испытывать подобное. Я целую Фрэнни, и мое сердце из плоти и крови словно расширяется, готовое вырваться из груди, и наполняет меня неописуемым блаженством.

Мы можем быть вместе — по-настоящему вместе.

Ее руки находят пуговицу на моих джинсах, а я жалею, что больше не могу сбросить с нас одежду усилием воли.

Это осталось в прежней жизни. Да и не в жизни, в общем-то. А в существовании. Я обнимаю Фрэнни и притягиваю ближе. Вот это жизнь.

Я отстраняюсь и смотрю на нее — еще не видел ничего прекраснее. Она закрывает глаза, а я веду пальцем по брови, носу, но как только дохожу до губ, ее глаза внезапно открываются, а лицо искажается от боли.