Беспричинно-радостный голос Роджера вклинился в его сознание, отвлекая от досадливых размышлений. Томас Дольфинни, звезда нашумевшего сериала о вампирах, а сейчас главный герой фильма «Самоубийца», непонимающе глянул на друга. Спросил:

– Ты о чем?

Устав от шопинга по пражским магазинам, они сидели на открытой веранде кафе на последнем этаже в Пассаже. Над ними были только огромный стеклянный купол, пронизанный солнечными лучами, и яркое голубое небо.

– Да ты не на меня смотри! Ты туда посмотри!

С видом заговорщика Роджер скосил глаза, указывая направление. Ничего не понимая, Том спокойно посмотрел на малыша, который уплетал мороженое за соседним столиком. Рядом сидела, вероятно, его мама. Ничего особенного. Ребенку было лет пять, не больше. Облизывая ложку, малыш громко чмокал, испачкав мороженым нос и щеки. Тихо рассмеявшись, женщина взяла салфетку, но тот, протестуя, вертел головой, уворачиваясь от ее руки, видно, хотел остаться чумазым. Упрямство малыша вызвало у Томаса невольную улыбку.

– Ну, и на что я должен был посмотреть? – спросил он у Роджера.

– Да ты что? Прикидываешься?! – забухтел тот.

Том снова глянул на соседний столик. Мама малыша все-таки справилась с отмыванием детской мордашки от десерта. Прижав палец к губам, дала понять протестующему сыну, что не нужно сильно шуметь. Мальчик, насупившись, исподлобья глянул по сторонам. Их взгляды встретились. И он обалдел. На Томаса синими глазами, в густой опушке черных ресниц, смотрело его собственное отражение, только моложе лет так на двадцать пять.

– Что я говорил, вылитая копия, правда! Дольф, это твой сын, да? Но ты все скрыл! Молодец, старик! Уважаю! А то фанатки твои… чокнутые, не дали бы ей жизни…

Раскрасневшись так, как это могут только рыжие, продолжал радостно бухтеть Роджер. Его распирало самолюбием. Том досадливо нахмурился. У него не было сына. Он знал это точно. Кто-нибудь обязательно бы предъявил ему ребенка, чтобы урвать кусок тех благ, что мог обеспечить его звездный статус.

– О чем ты? Я вижу их впервые!

Расплатившись, женщина собралась уходить, сняла со спинки стула сумочку-рюкзачок в виде плюшевой собачки, сказала что-то сыну на непонятном для Тома языке и встала. «Иностранка…» – подумал он с каким-то непонятным сожалением. Можно подумать, американец, здесь, в Праге, он был местным. И вдруг не рассуждая, шагнул к их столику, не задумываясь, взял ее за руку. Удерживая, пальцами сжал тонкое запястье женщины. Она подняла на него глаза: в них читалось легкое недоумение и попытка вспомнить, где могла видеть его раньше.