Инна подняла ладонь.

— Ладно. Все. Хватит на сегодня «мыльных опер». Утри слезки. Теперь-то все хорошо? Павлуша что-то для тебя сделал?

— Да, — Ира прижала руки к груди. — Он меня спас!

— Ну и молодец.

Ира слабо улыбнулась.

— Он тебя любит. И я тоже хотела бы тебя полюбить. Ради него.

— О, какая честь! Но ты не можешь. Ты меня ненавидишь.

— Знаешь, что он сказал? Он много говорит, и всегда что-то такое… будто лечит. Он сказал, что в мире много боли и ненависти, но нет равнодушия. А значит, мир можно спасти, потому что любовь может превратиться в ненависть, но и ненависть можно превратить в любовь. В этом залог спасения мира — в ненависти, которой пропитано все кругом! О, Павел спасет мир! Я верю. Он все может.

Уголок ее рта нервно дернулся.

— Хочешь, смейся, Нестерова, но я верю — Павел может воскресить человека!

Инна вздрогнула.

— Ты ничего о нем не знаешь.

— Я знаю, что он тебя любит. И я хочу того же. Потому что у меня нет шанса. Вы будете вместе до самой смерти, и после смерти. Вечно. Я не вынесу вечной ненависти.

— И не надо. Да и не с чего. Не будет ничего. Никакой вечной любви нет. Никто не будет вместе. Разбежимся кто куда, как тараканы, и все на этом. Хочешь меня ненавидеть — ради бога. Мне не привыкать.

— Я хочу тебя любить, — в глазах Иры промелькнуло презрение. — Но ты меня любить не можешь. И Павел тоже.

— Он любит тебя. По-своему.

— Нет, не любит. Я грязная.

— Я тоже грязная. Да ты знаешь.

— Нет, — Ира покачала головой. — Твоя грязь — не моя грязь. Ты сама ее выбрала. Ты любишь грязь. А я ненавижу, потому что живу в ней не по своей воле.

Девушка отступила на шаг, разразившись счастливым смехом. Сердце Инны сжалось — Ира выглядела совсем больной.