Потом легко скинула покрытое золотыми пайетками легкое вечернее платье. В одном нижнем белье и чулках продефилировала к кровати. Взяла маску. В последний раз с сомнением взглянув на нее, надела. Из-за скорбно опущенных уголков губ ее обычно лукавые глаза в прорезях маски сразу стали серьезными, как перед смертью.

Диана подошла к стоявшему в нише встроенного шкафа музыкальному центру, поставила диск. Зазвучала тягучая лирическая мелодия. Хулио Иглесиас невыносимо тоскливым голосом запел: «Натали-и…»

Мать с трудом втиснула в маску одутловатое лицо. Ее туповатые глазки в прорезях маски, растянувшей рот в мине застывшего веселья, выглядели странно и неуместно. Из-под маски слышалось ее шумное сопение.

— Как я выгляжу? — спросила она.

— Ты бесподобна, — ответила Диана. — Он сойдет с ума.

Юноша запер дверь ванной. Положил сверток на край ванны. Опершись руками на края раковины, посмотрел в забрызганное каплями зубной пасты зеркало.

Лицо его стало усталым, жестким и угрюмым. Глаза обрели холодный, жестокий блеск.

Он развязал тесемки. Разорвал бумагу. Развернул черный плащ.

Скинув пиджак, облачился в плащ, накинул на лицо капюшон.

Мать в Комической маске, сидя на кровати, снимала чулок. Диана в центре комнаты плавно, будто в трансе, изгибалась в медленном ритме музыки.

Когда вошел Андрей, ее глаза в прорезях округлились. Послышался ее приглушенный, несовместимый с трагичностью маски насмешливый голос:

— Боже, что ты на себя нацепил?

Мать поднялась, подошла к нему, положила руки ему на плечи.

Андрей отстранил ее.

— Подожди еще немного. Сейчас все начнется, — повернулся к Диане. — Включи музыку погромче.

Диана прибавила громкость. Заунывный плач альтов стал просто оглушительным.

— Последний сюрприз! — объявил Андрей. Взял коробку, подошел с ней к матери. — Достань его.

— А у тебя там тоже маска? — спросила мать, вглядываясь в тень под капюшоном.