На глаза Павла вновь выступили слезы.

— Пошли вы, — пробормотал он дрожащим голосом.

Он побрел прочь, шатаясь. То и дело останавливался, чтобы прислониться к фонарному столбу. Дыхание давалось с трудом.

Павел не помнил, как долго брел вслепую, распугивая редких прохожих — бледный призрак в окровавленной футболке.

Вскоре Павлу снова пришлось остановиться — его три раза вырвало алой кровью.

Мучительные спазмы сжали внутренности.

Куда я иду? Может, скажет кто, а? Идти-то некуда.

Кто-то тронул его руку. Павел поднял мутные глаза. Женщина с усталым лицом, на котором отпечатались недостатки всех ее мужей, сочувственно смотрела на Павла.

— Вам плохо? — ее тихий голос омыл его израненную душу, как слезы дождя.

Павел улыбнулся, и женщина в страхе отступила — улыбка у него вышла кривая.

— Нет, — мрачно сказал он. — Мне прекрасно.

Оттолкнувшись от столба, Павел сделал несколько неровных шагов и упал на дорогу, под колеса автомобиля.

Взвизгнули тормоза, и машина, рыча, остановилась прямо у его головы. Воздух наполнился гарью раскаленных покрышек.

— Боже, как же мне везет, — прохрипел Павел, с трудом поднимаясь.

Из кабины выскочили Быстров и Чернухин. Оба с изумлением разглядывали пятна крови на футболке Павла.

— Покровский? — Быстров нахмурился. — Что с вами? Вы будто из ада выползли.

— Почти так, — сказал Павел с недоброй улыбкой, медленно приближаясь к капитану.

— Почему вы весь в…

Кулак Павла врезался в губы Быстрова. Голова капитана откинулась. Он отлетел к машине, хлопнувшись спиной о дверцу.

— Э… — сказал Чернухин, округляя глаза. — Ты че творишь, урод?