Обходчик охотно исполнил его просьбу. Антон убрал маленький серебристый цилиндр в карман брюк.
– Теперь отошел назад, – потребовал он, указав пистолетом в противоположную сторону.
Кравцов послушно отполз вглубь пещеры. Антон забрался в тоннель и подался вперед. Добравшись до поворота, он осторожно выглянул. Луч света уперся в стену следующей пещеры. До выхода оставалось меньше метра. Антон подполз туда, снова выглянул и спрятался обратно. Ничего подозрительного снаружи не было.
– Кравцов?
Антон выполз из тоннеля и просунул туда голову.
– Кравцов ты меня слышишь?
– Слышу.
– Ползи сюда.
– Пошел к черту.
– Что?
Антон быстро посветил по сторонам. Справа в стене находился точно такой же узкий рукав, забитый камнями. Слева темнела большая трещина, по форме напоминавшая треугольную арку. В воздухе клубилась песчаная крошка, но воздух как будто стал чище.
– Ползи сюда, Кравцов!
Забравшись в тоннель, Антон заполз за поворот. К его удивлению выход оказался замурован. Кравцов, по-видимому, загородил его одним из тех камней. Теперь ясно, куда и с какой целью вел его обходчик.
– Ты прав, «Всего Лишь Лейтенант». Все в руках Господа.
– Ты обманул меня!
– Ты просил показать выход, и я это сделал, – раздался из-за камня приглушенный голос. – Он в соседней пещере, но тебе до него ни за что не добраться, разве что ты умеешь летать. Правый тоннель затоплен, так что тебе лучше передохнуть. Скоро сюда вернется мой друг, и вы с ним поговорите по душам.
– Предатель!
– А чего ты ожидал? Что я вырву сердце из груди и, освещая им путь, поведу тебя к спасению? Антон Гончаров, скажи, ты часом не идиот? Обещал мне суд, тюрьму и неминуемую смерть, а потом попросил отвести наверх, чтобы я сдался в руки властям и помог поймать того, за чей счет уже двенадцать лет живу. Скажи, ты идиот?
Антон молчал. Влажный воздух, бесконечная тьма и холодный камень, наверное, лишили его разума. За одну ночь из человека способного мыслить на два шага вперед он превратился в недоумка. Потерял способность строить даже элементарные логические цепочки. Он много болтал и совсем мало рассуждал, сейчас же и вовсе не помнил и половины из того, что говорил Кравцову.
– Хочешь жить умей вертеться. В наше время сострадание смертельно опасно.