Вглядываясь в безупречно чистое лицо женщины, я вдыхал ее аромат, смешанный с соленым запахом моря, а потом наклонился и нежно поцеловал в лоб.
«Не бойся, дорогая, — прошептал я. — Все, что я тебе говорил, — правда. Ты должна мне верить. И рассказать все, что знаешь об Эстер и Натане».
Рашель всхлипнула, а потом отвернулась и, дрожа всем телом, уткнулась лицом в подушки. Я присел рядом и накрыл ее шелковым, пахнущим цветами одеялом. Впрочем, она в этом не нуждалась.
«Не надо, — сквозь слезы сказала она. — Мне нужен воздух. Поцелуй меня еще раз. Обними крепче. Просто побудь рядом».
«Я держу тебя в объятиях, — ласково утешал я. — Мои губы касаются твоего лба, щек, подбородка, плеча, руки…»
Должен признаться, мне с трудом удавалось сдерживаться. С каким удовольствием я сорвал бы одежду с этой женщины и насладился властью над ней.
Я нежно обхватил пальцами ее хрупкое запястье. Она и правда умирала.
«Не бойся, дорогая, — повторил я. — Разве что это облегчит твою боль. Иногда один страх помогает избавиться от другого».
В ответ она повернулась и поцеловала меня, а потом крепко прижала мою голову к себе и проникла языком мне в рот. Это был страстный поцелуй, исполненный желания и в то же время необыкновенно нежный. Мой ответный поцелуй длился бесконечно. Я почувствовал, как приподнялись ее бедра и напряглось мое тело.
Я должен был решиться. Должен был сделать ее счастливой и познать собственные возможности в любви, как прежде познал их во всем остальном. И если мне суждено лишиться сил в ее объятиях, значит, такова судьба.
Все вокруг, даже небо с плывущими по нему облаками и сияющими звездами, было наполнено человеческим теплом и располагало к любви.
21
21
Рашель медленно потянулась к пуговицам на блузке, но передумала.
«Раздень меня, — попросила она, — пожалуйста».
Я быстро снял с нее одежду и залюбовался по-девичьи упругим телом, но ее лицо на фоне золотистого шелка подушек казалось очень бледным.
Под шорохи и вздохи ночного сада я принялся целовать ее бедра, икры, ступни. Впервые в жизни я слышал негромкое журчание водопада, шелест листьев под его струями. Но я смотрел на небольшую обнаженную грудь Рашели с розовыми, как у молодой девушки, сосками и сгорал от желания. А исходящий от нее сладкий запах близкой смерти, похожий на аромат увядающей лилии, только усиливал мою страсть. Дело было, конечно, не в том, что меня привлекала смерть сама по себе, а в осознании невероятной ценности момента, ведь скоро я потеряю эту женщину навсегда.
Глубоко вздохнув, она легла на спину. Царивший в комнате полумрак делал черты ее лица особенно рельефными и в то же время утонченными.