Кэл вспомнил эти слова, «моду ку» — слова благодарности на языке племени йоруба, которые он видел на доске в аудиториях Оскара. Но другие слова, произнесенные во время тоста озадачили его. Оскар что-то сказал о своей организации Аше, связав напрямую название своей организации с богом.

И еще была упомянута дата: «накануне шестого», а сегодня было двадцать девятое сентября.

Кэл быстро наклонился и спросил об этом Тори.

— Aché — означает «сила, мощь», — прошептала она. — Сила богов.

Кэл понял, что Оскар, должно быть, сознательно выбрал акроним своей организации, но Тори только пожала плечами насчет несоответствия в датах. Канун шестого? Это ей ничего не говорило. И у них не было времени это обсуждать.

Снова начали играть на барабанах, и женщина с большой шалью, накинутой на голову, которая скрывала ее лицо, вышла из толпы и встала рядом с барабанщиками.

— Она — akonvin, — тихо сказала Тори, — вызыватель Ориша.

Снова упоминание Тори о вызове божества с изменением грамматической формы слова, будто бы ритуал был банальным и будничным и бог мог бы на самом деле появиться, как опоздавший гость. Но Кэл понял, что она говорила метафорами; пение этой женщины не очень-то отличалось от пения кантора в синагоге или от церковного хора; создавало духовный настрой, иллюзию божественного присутствия. Церковные хоры пели мессы Баха и Генделя, чтобы вызвать дух цивилизованного бога, однако музыка этой церемонии не оставляла никакого сомнения в том, что вызываемый дух должен оказаться примитивным и языческим — древнее божество возникшее у истоков человечества. Это была музыка тех времен, когда не было никаких инструментов, кроме барабана и человеческого голоса, эхо мрачных первобытных долин, песня пещеры.

Низкие ноты певицы, казалось, исходили из ее чрева, а не из груди. Выходя на свободу быстрыми вспышками, они звучали подобно реву возбужденного животного. Высота звука постепенно возросла, колеблясь от ужасного стаккато до протяжного крика. Затем певица широко раскрыла рот, и песня превратилась в крик. Кэл никогда раньше не слышал, чтобы такие звуки исходили из человеческого рта. Это представление должно было показаться гротескным, но не показалось. Оно гипнотизировало. Пыхтение, хрюканье, вой, крик. Все это переплеталось вместе, и скользящие звуки перемещались вверх и вниз по диатонической гамме. Вся эволюция, агония человека, рожденного от животного, были в этой песне.

И все это происходило под медленные, зажигающие звуки барабанов. Теперь уже не было слышно никакого щелканья пальцев, никто не стоял в расслабленных позах. Все раскачивались под звуки барабанов, слегка подпрыгивая на цыпочках, с глазами, подернутыми пеленой, и отвисшими челюстями, загипнотизированные звуками барабанов.