Из Бостона я отправился домой, в Толидо,[89] а позже провел месяц в Моми, восстанавливая силы после тяжких испытаний, выпавших на мою долю. В сентябре я отбыл в Оберлин заканчивать свое обучение и до следующего июня был занят учебой и другими студенческими делами. О пережитых ужасах мне напоминали только случавшиеся изредка визиты правительственных чиновников в связи с кампанией, которую начали по моим настойчивым призывам и на основании моих свидетельств. Примерно в середине июля — ровно через год после той инсмутской истории — я провел неделю в Кливленде, в семействе покойной матушки, сверяя данные своих генеалогических изысканий с хранящимися здесь записями, преданиями и прочими семейными материалами в надежде создать на основе всего этого некую единую схему.

Особого удовольствия от этих занятий я не получил, ибо атмосфера дома Уильямсонов всегда действовала на меня угнетающе. Здесь существовала какая-то наследственная болезненность, и матушка, когда я был ребенком, не одобряла моих посещений ее родителей, хотя всегда хорошо принимала своего отца, когда тот приезжал в Толедо. Моя бабушка, рожденная в Аркхеме, казалась странной и даже немного пугала меня; не помню, чтобы я особенно горевал после ее исчезновения. Мне тогда исполнилось восемь; говорили, что после самоубийства ее старшего сына Дугласа, моего дяди, она сильно горевала, а потом исчезла неведомо куда. Дядя застрелился после поездки в Новую Англию — той самой поездки, которая дала повод вспомнить о нем в Аркхемском историческом обществе.

Этот дядя был очень похож на нее, и я всегда его недолюбливал, как и бабушку. Какое-то пристальное, немигающее выражение их лиц внушало мне подсознательную неприязнь. Моя мать и дядя Уолтер походили не на них, а на своего отца, хотя у моего бедного маленького кузена Лоренса — сына дяди Уолтера — сходство с бабушкой выразилось еще до того, как его состояние потребовало постоянной изоляции в Кантонской лечебнице. Я не видел его четыре года, но дядя как-то намекнул, что его состояние, как физическое, так и психическое, совсем плохо. Очевидно, на него так страшно подействовала смерть его матери, случившаяся за два года до того. Теперь домашним хозяйством в Кливленде заправляют мой дед и его овдовевший сын Уолтер, но намять былых времен неотступно витает над ними. Я тихо ненавидел это место и старался закончить свои изыскания как можно скорее. Дед завалил меня записями и семейными реликвиями Уильямсонов, однако я больше полагался на дядю Уолтера, который предоставил в мое распоряжение все свои архивы, содержащие письма, вырезки, фамильные вещи, фотографии и миниатюры рода Орни.