О моем выходе обратно на службу пока что речи не заходило, как и о выходе из дома вообще. Я до сих пор не знала, где расположена квартира Шефа, потому что даже вид из огромных окон, хоть и был прекрасен, не давал никаких подсказок: стоило мне начать вглядываться в дома, они как будто уходили из фокуса, и я не могла узнать ни одного здания.

Единственный день, когда мне пришлось покинуть свой новый дом, был днем похорон. В какой-то момент встал вопрос о том, надо ли сообщать о случившемся моему «отцу», но они с мамой были в разводе уже больше пятнадцати лет, и вероятность, что он начнет ее искать, равнялась примерно нулю. А больше у нас никого не было — мамины родители давно умерли.

Шеф накачал меня какими-то успокоительными, но меня все равно трясло как в ознобе, а ноги подгибались. Он усадил меня в свой «майбах», который теперь водил очередной Затылок, и ушел, потому что ему пришлось заниматься организацией.

Машина скользила вперед, а я пыталась взять себя в руки. За окнами мелькала предрассветная хмарь, и я рассеянно отметила, что кто-то сейчас ушел на дежурство. Дома проплывали мимо — безликие, глухие, одинаковые — и я вдруг поняла, что совершенно не понимаю, где мы. На мой вопрос Затылок ответил, что за городом, — оказывается, у Института свой участок. Для кладбища.

Машина незаметно притормозила, прошуршав шинами по опавшим листьям, и дверца открылась. Я медлила, не в силах заставить себя выйти. Снаружи было хмуро, небо заволокло тяжелыми белыми облаками, сквозь которые не пробивалось солнце. В воздухе пахло сыростью и осенью. Я невольно поймала себя на мысли, что ей бы понравился такой день…

Выйдя из машины, я на мгновение замешкалась, не зная что делать. Легкий ветер доносил такое множество запахов, что голова начинала кружиться, но главным был запах… покоя. Я никогда не сказала бы, что у состояния есть запах, но это было именно так. В горле встал ком, но этот странный запах подействовал неожиданно успокаивающе — я вдруг поверила, что там ей спокойнее. Лучше. Проще. И, может быть, там она наконец обрела память. Я невольно подняла голову вверх, вглядываясь в безликое белесое небо.

Мне на плечо легла рука Шефа:

— Пойдем.

Никаких объятий, никаких пустых, ненужных слов. Я была ему благодарна.

Мы прошли совсем недалеко, когда я увидела небольшую группу людей, стоящих рядом. Они оглянулись, ожидая пока мы подойдем. Я осторожно огляделась, выискивая знакомые лица. Вел, сочувственно смотрящая на меня. Черт, мрачный и опустивший глаза. И Оскар. Лохматый, исхудавший, заросший, с ввалившимися щеками и черными кругами под сумасшедшими глазами. Он обжег меня взглядом и отвернулся. На мгновение мне стало обидно — у нас с ним было одно общее горе, но он предпочел отвернуться от меня.