Однажды он спросил у меня, не знаю ли я женщину, которую зовут вроде как Симона Вей. Я ответил, что никогда о такой не слышал, и он сказал — всё в порядке, просто спросил. Позже он написал её имя на бумажке, и оказалось, что правильно В-е-й-л-ь, а не В-е-й. Кто эта женщина? Чем занимается? Я ничего о ней не узнал.
Через пару недель я отвык уходить домой: когда хотелось спать, я просто растягивался на полу и спал до тех пор, пока не просыпался снова. Малыш Ред почти всегда спал в своём кресле, и я, проснувшись, видел его запрокинутую голову, закрытые глаза, выражение лица самого спокойного человека в мире.
Он говорил со мной, но у меня не было ощущения, что он чему-то меня учит. Мы говорили о том и о сём, начинали и прерывались, днём и ночью, как заведено между друзьями, и всё казалось мне удобным, знакомым, таким, как должно быть.
Однажды утром он сказал мне, что я должен идти, пора. «Ты шутишь, — сказал я. — Всё же прекрасно. Мне ведь на самом-то деле не надо никуда уходить?»
«Ты должен идти», — сказал он. Я готов был упасть перед ним на колени и умолять, готов был схватить его за отвороты брюк и не отпускать, пока он не передумает.
Он вытолкал меня в подъезд и запер дверь. Выбора не было, пришлось идти. Спотыкаясь, я спустился по лестнице и вышел на улицу, вспоминая ночь, когда я видел, как мышь выбежала из его кухни, благословила его, назвав по имени, и получила ответное благословение. Прошагав три или четыре квартала по 8-й авеню, я понял, что никогда не вернусь обратно.
С самого начала я оказался там по ошибке — он принял меня по ошибке, моё место было не в той захламлённой квартире. Моё место могло быть где угодно — в тюремной камере, в пригородном доме, в спальне с безвкусными картинками на стенах, на скамейке метро, где угодно, но только не в той квартире.
Я часто пытаюсь вспомнить, что он мне говорил. Моё сердце бьётся чаще, горло сжимается, я вспоминаю отдельные слова, но откуда мне знать, те это слова или нет? Он уже не может мне подсказать.
Я думаю: между нами была какая-то любовь. Но как мог Малыш Ред любить меня? Он не мог, это немыслимо. И всё же, Р., одна крошечная, неуклюжая, напуганная частичка моего «я», запрятанная глубоко внутри, думает, не может не думать, что может быть, просто может быть, несмотря ни на что, он всё же меня любит.
Так скажи мне, старый друг, слышал ли ты когда-нибудь про Малыша Реда?
Твой С.
Стивен Кинг
Стивен Кинг