Моката вздрогнул от неожиданности.

Мари-Лу молнией метнулась к ребенку, подхватила на руки, отпрянула.

— Сукин сын! — завизжала бывшая княжна Челышева, наслушавшаяся в годы революции неупотребимых в высшем свете выражений. — Подлюга злопаскудный!

Даже невозмутимый Моката слегка опешил.

— Но, сударыня...

— Гипнозом пробавляемся? Внушать умеем? Ах ты!..

Дальнейшая речь Мари-Лу потребовала бы строчку-другую сплошных отточий. Дабы потрясенный читатель не подумал, что прелестная героиня безо всякого стеснения извергала подобные речевые фигуры в присутствии крошечной дочери, упомянем следующее. Малютка Флер изъяснялась лишь по-английски, а Мари-Лу без запинки переводила многоярусную, витиеватую русскую брань на родной язык Мокаты-Дамьена, французский. Вынужденно близкое общение с простонародьем весьма расширило словарь княжны, позволяя в критические минуты жизни ошарашивать любого наглеца самым неожиданным для последнего образом.

Ибо хорошенькая, миниатюрная жена Ричарда Итона казалась воплощением наивной благовоспитанности.

— ...заломившаяся звездо-гля-везде колдобина! — завершила Мари-Лу, решительно хватая колокольчик.

Потрясенный Моката даже не шевельнулся.

Влетел Малэн, явно посмевший ослушаться хозяйского распоряжения, ибо вместо предписанного шандала в руке дворецкого была зажата четырехфунтовая кочерга.

— Пока не бейте, — поспешно сказала Мари-Лу. — Возьмите у меня Флер.

Она отобрала у дворецкого кочергу, передала ребенка с рук на руки, подтянулась и выпрямилась:

— Немедленно зовите мистера Итона, Малэн!

Дворецкий со всех ног ринулся в сад.

Уже овладевший собою посетитель уставился на Мари-Лу тяжеленным, стальным взглядом.

— Но вы, несомненно, понимаете, что без Саймона я отсюда не уйду?

— В лучшем виде уйдете, — заверила миссис Итон, рассеянно поигрывая кочергой.

Одну секунду Моката колебался, но вспомнил неожиданное проворство языка, обнаруженное маленькой женщиной, и почел за благо не испытывать возможную силу и быстроту ее руки.

— Хотя бы дозвольте нам увидеться!