Перед инквизитором на столе (кроме дубового распятия и массивной Библии) стояла небольшая деревянная статуэтка на подставке. Это было изображение собачьей головы со зверски оскаленной пастью. На лбу собаки был крест. На подставке, внизу, надпись: DOMINI CANES (собаки Господа). Собачья голова означала, что допрос, происходящий в инквизиционном суде, официален. Монахи в белых рясах, чуть поодаль от стола, не уставали строчить длинные протоколы, положив на колени деревянные доски для письма. Вся «комиссия» инквизиционного трибунала была представлена в полном составе.
Здесь были 2 квалификатора, епископ, нотариус, трое понятых (два монаха-доминиканца в белом и один францисканец в коричневой рясе), прокурор, поправляющий на лбу тяжелый намокший парик. В углу сидел врач (из-под дорого пышного парика прямо по одутловатому лицу стекали капли пота). Руки его дрожали так сильно, что он был вынужден прятать их за спиной.
В глубине зала виднелась еще одна дверь, где огонь был еще более ярок, чем в зале. То, что находилось в той комнате, было чуть видно с любого места зала, но никто из присутствующих не осмеливался туда смотреть… Даже фанатичные монахи, чьи застывшие, каменные лица не выражали никаких эмоций, не осмеливались надолго задержать взгляд на двери, ведущей в комнату пыток. Что уж было говорить о мирянах! Таких, к примеру, как врач, дрожащий от ужаса, как осиновый лист. И дело было не в том, что он переживал за попавших в лапы инквизиции невиновных, или кого-то жалел. А в том, что инквизиция являла собой полную непредсказуемость, и на месте подсудимого мог в любой момент оказаться кто угодно, в том числе – и он сам.
В дверях комнаты пыток стоял палач, по которому сразу можно было определить его профессию. Здоровенный детина в коротких кожаных штанах и красном фартуке опирался плечом о дверь, и на его тупом, жестоком лице не отражалось никаких эмоций. Его лицо было так же невыразительно, как каменная кладка стены. Двери, ведущие из зала, были плотно закрыты, и время от времени сквозь них доносилось громкое бряцанье оружия. По правилам инквизиционного трибунала, стражникам было запрещено находиться на допросе, и стража стояла снаружи.
В центре зала (спиной к комнате пыток и палачу, и лицом к инквизитору) стояла Катерина. Ее руки были свободны, но на запястьях виднелись багровые кровоподтеки от тяжелых цепей. Босые ноги женщины были грязны, а в лице не было ни кровинки. Несмотря на страшную бледность, она держалась гордо и прямо. Допрос был в самом разгаре – два монаха, сидевшие по бокам от стола, не успевали строчить длинный протокол.