Лодка Чернонда
Некоторое время Володя бежал как сумасшедший, пока не споткнулся о длинный голый корень и не растянулся во весь рост. Полежал, отпыхиваясь. И задумался: а куда он, собственно, бежит? Ведь он даже не представляет себе, в какой стороне осталось селение деревянных идолов, где искать Унгхыр. Она, наверное, уверена, что Володя погиб, и пошла одна в Куги-Рулкус. Он за эти несколько дней так привык к доброй, хотя и странной старухе, что почувствовал себя сейчас страшно одиноким. И совсем не у кого было спросить совета. Может быть, где-то неподалеку бродит добродушный и симпатичный Хозяин Зайцев, который дает такие полезные советы, но как его позовешь? Не встанешь же посреди тайги, не закричишь: «Хозяин Зайцев, встань передо мной, как лист перед травой?»
Смех один…
Володя лежал и смотрел в небо. Ему было видно, как солнце медленно-медленно перемещается. Крошечными такими своими солнечными шажочками! Оно перемещалось реально и конкретно слева направо. То, что солнце идет с востока на запад, знал, наверное, даже деревянный чингай! И Володька Зиновьев знал! Получается, солнце слева — восток, а справа — запад. А Володя отлично помнил, что селение Куги-Рулкус где-то в той стороне.
Значит, надо топать туда. Взять еще чуть правей от солнца и топать. Направить свои стопы, как выразился бы какой-нибудь Чингачгук Большой Змей. Или кто-то из этой же следопытской компании.
Интересно, не выронил бы Чингачгук томагавк из дрожащих рук, если бы ему довелось испытать то же, что Володьке Зиновьеву? Вообще-то тут, в этой диковинной стране, довольно интересно, хотя местами и дико страшно. Вот было бы что рассказать Валерке Черкизову, Юлечке Комаровой и Зойке Семеновой при встрече! Они там небось с тоски помирают на своих каникулах!
Идти по тайге всегда трудно. Высокий, частый подлесок, переплетение лиан, дикого винограда, причудливо торчащих корней… Дорогу преграждали то бурелом, то покрытые белым грибком кряжистые пни, похожие на огромных одеревеневших спрутов; их хотелось обойти стороной, и как можно дальше. Некоторые деревья, мрачно сомкнувшиеся кронами, Володя узнавал: лиственница, кедр, ель, аралия… Он и раньше бывал в тайге — настоящей, причудливой дальневосточной тайге, бывал с отцом, но здесь тайга была поистине дремучей, и рядом со знакомыми деревьями Володя с ужасом и восхищением видел совсем уж диковинные, невероятные растения: вот ствол, похожий на свившихся блестящих, темно-зеленых змей, ставших на хвосты; вот огромные папоротники, каждое перо которых шелестит по-своему и гнется в разные стороны независимо от порывов ветра; вот дерево, ствол которого словно бы раскален изнутри. Крона его так высока, что невозможно разглядеть листья, а до ствола, гладкого и как будто струящего холодный огонь, боязно дотронуться. Видел Володя и дерево с длинными, словно у корейского кедра, пучками серебристо-голубоватых игл, и каждая чешуйка его коры была другого цвета. Ствол переливался, словно самоцветный, и трудно было понять, радостно или печально на душе от этого зрелища, отвернуться ли поскорее хочется или смотреть и смотреть, не отводя глаз… Тихо было, только вдали, словно жалея кого-то, плакал филин.