- В царствие небесное, — выдохнул Авран.
- Именно так. — Подтвердил Кошон. — Дочь моя, — Он обернулся к Иоанне, в его глазах стояли слёзы. — Скажи, что ты чувствуешь, отрекшись от прежних признаний в том, что с тобою говорили святой Михаил, святая Маргарита и святая Екатерина?
- Я чувствую… что пуста, как винная бочка в таверне после майского праздника. — Всхлипнула девушка.
- Чего бы ты хотела сейчас более всего? — Вкрадчиво прошептал епископ.
- Услышать их голоса! — И ещё исповедаться и причаститься! — Иоанна молитвенно сложила руки пред собой. — Но я… я предала их… и они больше не говорят со мной…
- Они говорят… — Кошон протянул Деве мешок, что захватил с собой, отправляясь в её камеру. — Здесь одежда, какую ты зареклась носить под угрозой смерти. Ты можешь одеть её — и умереть, не предав.
- А исповедь? — Глаза девушки загорелись. — Вы её примете у меня?
- Да, дочь моя, — Кошон положил тонкую руку на макушку Иоанны. — Я выслушаю тебя прямо сейчас. А завтра ты отойдёшь в царствие небесное мученицей и обретёшь своё место у престола Господа нашего.
- Но ваше Преосвященство, — Авран с трудом поднялся на ноги; его всё ещё била дрожь. — Ведь так нельзя! Она не должна умирать! Она… Она — святая! — Выкрикнул помощник палача гневно.
- Ты прав, мучитель, — Кивнул клирик. — Она — святая. Дело будущего — донести эту истину до всего христианского мира. А сейчас моё дело — выпустить её из гнилой тюрьмы в небеса. Вернуть ей то, что наш суд у неё отнял — или хотя одни только достоинство и честь.
- Я вам не позволю! — Не веря себе самому; не веря в то, что осмелился возражать епископу, выкрикнул Авран. — Это… неправильно!..
- Уходи, сударь, и запомни меня, — вдруг нашептал ветер в ухо помощнику палача. Или это сказала Дева. — Уходи! — Её губы не двигались, но душа её говорила громко и страстно. — Ты знаешь меня лучше, чем любой другой. Епископ спасает меня от меня самой. Спасает меня от моей слабости. А ты — унеси частицу меня в Париж и дальше — туда, куда отправишься сам. Скоро Франция станет свободной, и ты освободишься вместе с ней.
- Я… свободен… — Пробормотал Авран.
- О нет, сударь, ты в тюрьме, в худшей, чем я. И останешься в ней, пока не перестанешь страшиться смерти. А я… освободилась… только что… Если хочешь — приходи проститься со мной — здесь, в Руане, на Старорыночной площади, через два дня. Но не плачь, когда я, босая, в митре еретика, попрошу с эшафота крест.
- Нет! — Помощник палача отчаянно мотал головой. — Нет! Нет!
- Господи, помилуй! — Возгласил Кошон. Его услышали. Загремели дверные замки. Дверь распахнулась.