Павел наклонился и зачерпнул пригоршней воду. Потянулся к ней губами.

Сильный удар по сведённым запястьям разрушил замысел. Сильный, колкий удар в плечо слегка отрезвил.

Богомол, пристально глядя управдому в глаза, согнулся в поясе, пошарил у ног — и вдруг стремительно, нагло, ткнул пятернёй в лицо. Павел отшатнулся. Тут же понял: Авран-мучитель не собирался ранить его или причинить боль. Тот всего лишь показывал, в чём вымазал ладонь: в густой и тёплой крови.

Управдом закашлялся. С трудом сдержал тошноту. Сухое горло резали ножи. На глазах выступили крупные слёзы. Сместившись к самой стене коридора — той, что была освещена, — Павел поковылял вперёд. Всё дальше, дальше. Иногда он зажмуривался, и тогда только пальцы, ощущавшие шероховатость ржавчины труб, говорили: путь продолжается.

В какой-то момент — не то через минуту, не то через столетие — управдом осознал: жажда отступает. Она исчезала так же быстро, как и возникла. С каждым шагом пить хотелось всё меньше. Наконец, Павел остановился, поражённый мыслью: как такое могло быть? Что это было: ещё одно наваждение?

Свет разгорелся ярче. Под ногами плескалась вода — настоящая вода, хотя и пахнувшая болотом.

Болото?

Чертовщина продолжалась. Управдом и богомол завязли в болоте. В нос ударила вонь поднимавшихся из глубины газов. Нога Павла утонула по колено. На поверхности воды колыхалась ряска, кое-где, чуть покачиваясь на внезапно подувшем ветру, шелестела осока, перешёптывались друг с другом стрелолист и камыш. Под одною из ламп, в круге света, управдом разглядел даже алые ягоды клюквы, на крохотном холмике. К сожалению, суши, даже такой зыбкой, посреди всей этой вонючей водной глади больше не наблюдалось.

- Ква-а-а-а, — резануло воздух.

Обычное лягушачье кваканье, невозможное, невероятное в невероятном подземелье!

- Ква-а-а-а-а-а-а-а, — присоединилась другая лягушка. Павел ощутил омерзение. Не то чтобы он так уж не любил бородавчатых обитательниц болот. Но ему показалось: здешние лягушки кричат не просто так — от боли, от муки, может, от того что студенты-практиканты режут их скальпелем напополам.

Впереди послышались шлепки — как будто кто-то хлопал в ладоши. Сперва тихие, потом громче. «Шмяк, шмяк, шмяк…»

Первая лягушка вынырнула из-за поворота. Как она умудрялась нестись над водой столь стремительно, когда управдом еле вытягивал ноги из тягучего ила, — оставалось загадкой. В трёх шагах от Павла она резко изменила траекторию движения: скакнула на стену, — и вдруг бросилась прямо в лицо управдому. Тот инстинктивно заслонился рукой, отбил живой зелёный снаряд, — и лягушка, с тихим хлопком, лопнула в воздухе. Ладонь покрылась жгучей слизью.