- Лекарство для всех, или смерть — для всех! — выдохнула толпа.

Женщина, в двух шагах от Павла, упала на колени и протянула руки к усачу.

Толстяк, чуть подальше, рвал на груди рубашку; под левой лопаткой у него бугрился огромный, масляно чёрный, бубон. Всё тело казалось покрытым искусной росписью — это капилляры, взорвавшись под кожей, образовали фиолетовый вычурный рисунок.

Мальчик лет восьми тормошил за рукав мать. Та подхватила его на руки, принялась обливать слезами и — тут же — смеяться радостным смехом, с нотками истеричности.

Павел физически ощущал, как вокруг него кристаллизуется, сгущается безумие.

Оно словно бы обнимало его, наподобие питона — сжимало кольца. На него стали оглядываться. Женщина с ребёнком оборвала смех и пронзительно вскрикнула. Женщина на коленях повалилась наземь и забилась в конвульсиях. Толстяк сперва рванул Павлу наперерез, но потом отчего-то замешкался, запустил себе пальцы в волосы и заскулил по-собачьи, подёргивая головой.

Управдом изумился, затем испугался: уж не изуродовало ли его подземелье настолько, что он превратился в пугало, в чудище? Но тут Павел понял: толпа реагирует совсем не на него. К импровизированной сцене двигалась странная процессия из трёх человек: высокий статный мужчина, горбатая, — хотя совсем не старая — женщина и юная светловолосая девушка лет восемнадцати. На всех троих были белые одеяния, похожие и на монашеские сутаны, и на плащи с капюшонами — одновременно. Горбатая тянула худой тонкий палец в направлении усача на крыше джипа.

- Гордыня! — взвизгнула она, как только троица вклинилась в толпу достаточно глубоко. — Люди, не слушайте болтунов! Последний час пришёл! Как учили нас праведники, примем смерть от очищающего огня — и спасёмся. Зачем ждать милости от кесаря, если нам обещана божья милость? Я помогу… Я сумею…. В нашей общине возродилась праведница. — Горбунья, жестом боксёрского судьи на ринге, вскинула вверх собственную руку, с зажатой в ней ладонью девушки. — Она вещает о конце и начале. Мы покажем вам пример…. И поможем вашему голосу спастись.

Троица как раз струилась мимо Павла, и тот почувствовал резкий запах бензина, исходивший от белых одежд.

Словно в подтверждение того, что нюх не подвёл управдома, горбунья вдруг извлекла откуда-то из складок своего одеяния маленькую канистру. Это выглядело, как фокус: литровая канистра появилась из кармана… а может, в неё превратился носовой платок? С неожиданной резвостью, с канистрой наперевес, женщина рванулась к джипу с усачом. Павел только теперь понял её намерение: облить оратора бензином и, вероятно, поджечь. Безнадёжная попытка. Охрана усача, несомненно, вооружена и откроет огонь.