- Тварь! — не отдавая себе отчёт в том, что делает, управдом бросился к усачу. Он бы не смог объяснить, отчего вдруг проникся ненавистью к этому человеку. Похоже, никто, кроме Павла, не считал ни его, ни его людей, виновными в смерти горбуньи. Если не он — то кто? Болезнь! Босфорский грипп! Грипп творил страшные чудеса — похоже, уже все в городе поверили в это. Лишь Павел искал человеческий облик болезни.
Он ударил кулаком по бамперу джипа, подтянулся на руках, забрался на капот. Огляделся….
Его ожидало сокрушительное фиаско: усача и след простыл, равно как и двух дюжих охранников. По джипу, кроме Павла, не топтался более никто. Зато сотни глаз уставились на возмутителя спокойствия. Сотни тел надвинулись на управдома. Они приближались медленно, как зомби из голливудских кинофильмов. Пока не угрожали управдому, не собачили его, не бросали в него камни — выжидали. Будто надеялись, что тот, как и усач, произнесёт речь.
Павел, оказавшись на возвышении, заметил, как два уцелевших белых проповедника — мужчина и девушка — покидают сквер. Первый буквально-таки тащил вторую за собой, а та то и дело оглядывалась на толпу, на джип — может, и на Павла тоже.
Управдом замер. В голове вертелось что-то давнее, важное. Что-то, воплощавшееся в образе девушки, исчезавшей из виду. «Дева, — вспомнил он. — Часть команды чумоборцев, как видел её Валтасар Армани. Стрелок, Инквизитор, Алхимик и — Дева».
Кто-то дёрнул Павла за ногу. Сильно дёрнул, расчётливо. Тот не удержал равновесие, тяжело — всем седалищем — осел на ветровое стекло джипа. Лёгкий треск и густая паутина трещин, появившаяся на стекле, свидетельствовали: управдом повредил чужое имущество на приличную сумму. Благо, этот долг возвращать ему не придётся. А вот расплатиться кровью за исчезновение усача…
Павел ощутил сильный удар чуть ниже колена. Успел перехватить рукой стариковский костыль и уберечься от повторного удара. Но толпа уже напирала. В плечо попала метко брошенная толстая ветка, кто-то попытался стащить со ступни ботинок. А ещё в управдома плевали. Это походило на ритуал: доплюнуть до жертвы. Некоторые делали это неумело, слюна растекалась по лаку машины, даже не долетев до Павла. Другие — прицеливались тщательней. Третьи — брали количеством: всё пополняли и пополняли запасы слюны, «сцеживая» её себе на губы из-под языка, — и «разряжались» в управдома.
Павел заметил: его оплёвывали только чумные. Все, кто не имел на теле знаков Босфорского гриппа, держались в стороне. Наверное, слюна больных считалась заразной, — потому ею и делились столь щедро с врагом.