— Зачем ты. Снова. Ведь так хорошо все.

— А почему ты не хочешь послушаться меня, Хаи? Ведь я прошу малого — если мы любим, давай останемся тут, ненадолго. Выходит, кончилась ночь, и ты гонишь меня из своего сердца?

— Теху, люб мой, мое сердце — твое. Но позволь мне вершить дела, которые держат племя.

— Да. Да! Ты мать племени, ты велика и славна.

Он ударил коленями Крылатку. Но Хаидэ, нагибаясь, поймала его руку.

— Я беспокоюсь не только за племя. Ахатта ушла и с ней ушел Убог. Я должна знать, что оба вернулись.

Хаидэ говорила мягко, стараясь удержать ласковое настроение, владеющее обоими с того мига, как попрощавшись с шаманом, мальчиками и старой Цез, они выехали в степь. Но, кажется, солнце снова накрывает внезапная туча…

Техути отнял руку. Поехал рядом, глядя вперед.

— Хаи. Мы говорим и не слышим друг друга. Я говорю тебе — люблю. А ты мне — про Ахатту, что мечется, не отягощая себя мыслями, да про неума, ее дружка. Я снова говорю тебе — люблю. А ты мне — вот подожди, придет ночь.

— Я тоже говорю тебе люблю. Но ты не слышишь меня. Не слышишь, да?

— Любишь? Так докажи это!

Он дернул коня и встал перед всадницей, не давая ей двинуться вперед.

— Такая малость — позволить себе подчиниться просьбе, которая сладка для обоих! И этим доказать, что твоя любовь истинна!

— Не кричи!

Он отвернулся, по-прежнему держа Крылатку и не уводя его в сторону. Над желтыми купами цветов мелко трепеща крыльями, висела птица, испуганная их спором. Не улетала, боясь за неуклюжего птенца, что бегал там, среди стеблей.

Женщина смотрела на стройную напряженную от обиды фигуру, на темные волосы, забранные в тугой хвост, связанный кожаной лентой. И вдруг ярость упала сверху, темня глаза и заставляя пальцы сжать рукоятку короткого меча на поясе.

— Ты не должен испытывать нашу любовь и каждый миг просить от меня доказательств, Теху. Я отдала тебе сердце. Чего тебе еще? Не заставляй меня ничего доказывать!

Она замолчала, тяжело дыша и ненавидя его в этот миг. Вдруг в стройной фигуре красивого мужчины привиделась ей незнакомая пустая женщина, что вертится перед зеркалом, требовательно дробя жизнь на мелкие дольки, состоящие из упреков и ненужного говорения. И княгиня с усилием заставила себя вспомнить: сидел над умирающим Пеотросом, бросался спасать ее, тащил на себе из земляной норы мертвого Патаххи, когда она умирала там… Это он, ее любимый. И нельзя дать вырваться злым словам о том, что так, как он сейчас, поступают лишь женщины, а не мужчины. Женщины, не имеющие дел, все дни проводящие в пустоте. Нельзя говорить такое мужчине.