— Экий ты ценитель, — Хаидэ допила вино и бросила в рот финик.

— А тебе надо побольше кушать, степнячка. Чего жалеешь монет, я принесу жареху. А завтра поедешь за стену и все, что словишь, я опять куплю у тебя. Ты ешь, смотреть на тебя страшно, кости одни.

— Не нужен мне жир, Хетис. Жизнь другая. Ты лучше скажи, синий паланкин, с золотым цветком на макушке, и в нем госпожа — с полными плечами, смуглая. Лицо такое вот, — Хаидэ выдвинула подбородок и выпятила губу, сделав лицо сонным и жадным одновременно.

— А. Верно госпожа Канария. Эк ты ее показала, похоже. Недавно она даже почтила визитом старого Хетиса! — хозяин выпятил грудь, — приехала по пути с представления, захотелось ей полусырого мяса, какое едят степняки. Ну, ее любимчик тут бегал, тряс кошелем и таскал блюда прямо в паланкин, уж выйти посидеть за столом вместе с моими гостями ей не по чину.

Хетис представил себе Канарию среди пастухов и торговцев, играющих в блоху и кости, захохотал, хлопая себя по волосатым коленям.

— Какой любимчик? — равнодушно спросила Хаидэ, разламывая пальцами финик.

— Тиолата! — заорал вдруг Хетис, — хватит спать, поди, сверни шеи курам! Гости придут, чтоб мясо уже на вертелах!

Прислушался к возне в доме и сел удобнее, рассказывая дальше.

— Канария три года как проводила супруга, храброго Перикла, да будут боги и герои милостивы к нему. С послом он уехал, в далекие страны египтии. Осталась одна. Сейчас у нее новый помощник, из чужаков. Я б и не знал, что мне сплетни о знатных, пусть себе живут свои богатые жизни. Но я ж говорю — она ко мне когда-никогда да заглянет. Роскошная женщина! Такую б хозяйку, то мой дом был бы лучшим на всем побережье, я уж, как она останавливалась тут, и ручкой своей покрывало держала, и говорит «несите вина, да мяса, как едят дикари», готов был в пыли кататься, лишь бы на меня посмотрела. Но куда там. Не та ей досталась жизня, помяни мое слово, степнячка. Так и схиреет в своих покоях.

— Ты про слугу хотел, — напомнила Хаидэ.

— А что про него? Ну бегал тут, покрывало откидывал, туда внутрь ей бур-бур-бур, да после снова ко мне, мол, хозяйка хочет того да хочет этого. И суется в носилки, и там, слышу, хихикает эдак. Ну что ж, она женщина в самом соку, разве ж годится такую на три года бросать в холодной постеле! Фу!

Совсем расстроившись, Хетис понурил большую голову. На блестящем от пота лице было написано — уж я бы ее бы…

Хаидэ криво улыбнулась. Поднялась, бросая на стол монетку и вытирая о подол липкую руку.

— Возьми. Завтра получишь своих перепелок. Еще два дня пусть комната за мной.