— Забери ее, Ткач, — голос Видящего был полон холодной злобы, — уведи свою дикую корову, пока она не…

— Оставьте.

Ахатта прижала мальчика к груди, отворачиваясь, зашептала ему тихие слова. Дунула на гладкий лоб, поцеловала закрытые глаза. И тихонько запев колыбельную, ту самую, которой научила ее когда-то Тека, поднесла к груди.

Пошевелившись, малыш приоткрыл глаза. Туго морщась, как маленький старичок, разлепил бескровные губы. И принимая сосок, глотнул раз, другой. Отпуская, закашлялся еле слышно, отдыхая от тяжкого усилия. И уже сам раскрыл рот, требуя еды.

Ахатта сидела, как сидят все матери с начала времен, держа ребенка под спину и склонив голову. Смотрела, как ест. Пела тихо, по худым щекам катились слезы. А Тека, вывернувшись из рук Ткача, побежала к ларю, за крышкой которого сидел, скорчившись, бродяга, закрывая голову руками. И, вцепившись в плечо, заставила того встать.

— Ты иди. Иди к ней. Она уже опамятовала.

— Исма ей муж, — тоскливо сказал певец, упираясь.

— Иди, — настойчиво повторила Тека, таща его к постели, — я знаю. Ты иди.

Он послушался, проходя мимо любопытно глазеющих жрецов, встал у постели, повесив большую голову. Потом все же посмотрел. И застыл, увидев нежный ласковый взгляд. Не переставая петь, Ахатта кивнула, и, повинуясь кивку, он сел на край постели.

Тека, отступив, уперла в бока крепкие короткие ручки и, любуясь, сказала, обращаясь к безмолвной тройке жрецов, что стояли за ее спиной:

— А? То-то…

Худая смуглая женщина сидела на покрывале, опираясь спиной на подушки. Держала у груди чужого сына, бережно покачивая и напевая вечную материнскую песенку. А в ногах сидел не муж ей и не отец мальчика — мужчина, красивый, большой. И тихо смотрел на обоих взглядом отца и мужа — таким же вечным, как слова тихой песни.

«Мира большая змея, голос степи, запах грозы и в ладонях зерно. Ахатта……»

Глава 49

Глава 49

Во сне он был жеребцом, огромным, как грозовая туча, глаза и зубы сверкали, как сверкают молнии, прорезая черные клубы. Бежал через травы, грохоча широкими копытами, и уши прядали, с восторгом слушая, как отзывается звоном сухая летняя глина. Мышцы работали мерно и непрерывно, сжимались, подтягивая послушные кости. А на его спине сидела княжна, в небольшом мягком седле, прижимала к бокам голени и босые пятки.