Нартуз обогнал парня и вышел в освещенный факелами каземат, переполненный полуголыми мужчинами с мокрыми от духоты нечесаными головами. По-хозяйски раздвигая толпу плечом, проталкивался к грубой деревянной платформе, на которой стояла Хаидэ в окружении шестерых жрецов, что, спрятав холеные руки в рукава и, сложив их на животах, холодно смотрели на косматые головы, бугристые плечи и потные лица с жадными глазами.

Нартуз встал напротив жрецов, увидел, что Пастух смотрит и поклонился, выпрямился, откидывая голову и обнажая незащищенное горло. И после ритуального приветствия уставился на княгиню. Разглядывая, отмечал — не соврал Бииви про тонкие в запястьях руки и шелковые полурасплетенные косы. Ворот рубахи распахивался — Нартуз сглотнул, когда она подняла лицо, обращая его к Пастуху, и ткань натянулась, кругло рисуя качнувшуюся грудь. Нартуз и не помнил, когда перепадало ему попробовать такую девку. Очень давно, еще когда он бегал с первой своей бородой, как сейчас Бииви, взрослые взяли его грабить полузатонувший на дальних скалах парусник. Та девка сильно кричала, и била ногами, а лица Нарт и не разглядел, слишком быстро отпихнул его старший брат и дальше он видел только его спину. Потом ее забрали жрецы, еще живую. Куда делась, не помнит. Выбросил из головы, когда понял — больше не перепадет ему сладкого.

Женщина на помосте отвернулась от пастуха и глянула в самые глаза Нартуза. Лицо ее было бесконечно усталым, тени легли под глазницы. Но смотрела так, будто видела, что у него в голове. И вдруг он покраснел, жаркой волной, горло сошлось, не давая вдохнуть. Показалось — та самая стоит, с корабля.

Он насупился, сжимая кулаки. Это Пень виноват со своими байками. Не разевал бы хитрого рта, толкуя о том, что было и что есть вокруг, и был бы Нартуз весел и беззаботен, как парень Бииви. И так же туп…

— Дети мои, ваш Пастух говорит!

Жрец ступил вперед, простирая руки, с которых свешивались рукава, такие широкие, что можно было заглянуть и увидеть, как висло качается белая кожа у натертых маслами подмышек.

— Да, мой жрец мой Пастух, да, да.

— Да мой жрец, мой…

Голоса передавали слова все дальше, к стенам пещеры, и когда сказал каждый, замерев после сказанного, Пастух кивнул, снова складывая руки на животе.

— Вот наша пленница. Тайно, как вор, пробралась она в самое сердце матери горы, с ядовитыми мыслями, чтоб разведать наши укрытия, наши силы и напустить на нас своих мерзких степных скорпионов.

По толпе пролетел неясный шелест. Тойры толкались, вытягивая шеи, что лучше разглядеть молчащую пленницу.