Светлый фон

— Вот так. Пойдем к Теке, сестра.

Шла быстро, осматривая кусты и боковые тропинки. Запахивала на ходу рваный ворот.

— Хаи… Он не обманул? Про Мелика. Я смогу?

— Не знаю, сестра. Но я попыталась.

Глава 58

Глава 58

Две женщины стояли в рассеянном свете, что постепенно темнея, лился сверху тяжелой бронзовой пылью. Невысокая светловолосая, в походных штанах, открывающих босые ступни и тонкие щиколотки, в рубашке небеленого полотна, с шнурком, висящем на распахнутом вороте. И тонкая, выше подруги на полголовы, с высокими резкими скулами, горящими темным румянцем, — худой рукой сжимала ткань на боку вышитого платья, натягивая его на бедре. А перед ними, на курчавой травке, ласковым ковриком застилающей поляну, прислонившись спиной к большому валуну и разбросав крепкие ноги, укрытые сбитой юбкой, спала третья — широкоплечая, с большой головой, и некрасивым квадратным лицом, на котором губы сжались в нитку и на лбу собрались озабоченные морщины. Одна рука с короткими сильными пальцами лежала на боку спящего малыша, — он отвернулся, поджав ноги под младенческую рубашку. Другая чутко касалась бока сидящего Бычонка, а тот бормотал что-то на своем языке, понятном только братишке — черноволосому мальчику с узкими блестящими глазами. Слушая названного брата, Мелик кивал, ковыряя траву, доставал от корней темных кустов мелкие веточки, и подавал, вопросительно заглядывая в важное круглощекое лицо. Бычонок осматривал обломки и отрицательно качал головой.

— Не!

И Мелик послушно отбрасывал ненужное, подавая другую находку.

 

Ахатта качнулась, хватая Хаидэ за плечо. Часто задышала, раскрывая пересохший рот.

— Я… Это мой…

Княгиня молчала, гладя ее руку.

— Я могу взять? Моего сына? Хаи! Я — могу?

В тишине Мелик засмеялся, радуясь, — Бычонок взял найденную веточку с резным листиком на верхушке.

Хаидэ молчала, сердце ее колотилось так же часто, как сердце Ахатты. И так же пересыхал рот. Сестра ждет ее слова. Патахха говорил — она может решать за других, но и тяжесть неверного решения ляжет на ее плечи. Не сделав шага, не пройдешь пути. Первый сделан. И нужно идти дальше.

— Хаи…

Голос Ахатты был тонким и умер, утонув в сонном жужжании засыпающих пчел. Даже сказать ей о своих сомнениях уже нельзя. Слова о попытке были. И хватит их. Хаидэ на мгновение закрыла глаза, обращаясь к тем, кто должен держать ее, к тем, кто и держит, не отворачиваясь. Она не просила, время просьб прошло. Остался только вопрос, который должен стать верным ответом всем, кто пытался сшибить ее с правильного пути.

«Беслаи, учитель, отец племени… Патахха, шаман, родитель мыслей… Нуба, любовь моя с первого дня, мой Нуба… Я — не одна?»