Эльмира же стала постоянно и напевно повторять, раскачиваясь из стороны в сторону, странную мантру:

— Ом, мара, рам, радж, оаум, оаум, оаум, оаум!

Затем она перешла на кришнаитский напев о Кришне и пастушках и закончила и вовсе непонятной какофонией звуков.

— Все танцуют! Через танец легче выражать свои чувства! — воззвал неожиданно Евграфий.

Началось всеобщее метание — кто танцевал, кто плакал, кто раскачивался или судорожно дёргался. Некоторые пытались подпевать под мантру Эльмиры что-то вовсе невнятное и невразумительное.

Неожиданно Евграфий сдвинулся со своего места и двинулся к стоящей во втором круге девушке с длинными чёрными волосами, к Насте, и, резко выдернув её из круга, поставил в самый центр Магнита, около костра.

— Все повторяем за ней! Танцуем, как она! — провозгласил Евграфий.

Настя, как сомнамбула, закружилась в танце, будто кто-то невидимый двигал её за веревочки, будто она лишь механически выполняла движения, полностью отключившись сознанием.

— Неужели никто ничего не видит и не чувствует? Они — что? Усыплены, заторможены, заморочены? — с ужасом спросил Гера.

— Прорыв инферно! Паталический план! — жёстким голосом сказал Андрей.

Гера заметил тонкий лучик, уходящий вверх, над головой Насти, таявший постепенно, как задуваемая свечка.

И в этот момент на Камне появился большой светящийся кроваво-красный крест.

— Это — что? Жертвоприношение? Ледяные слова Геры, казалось, повисли в плотном воздухе — и, не находя слушателя, ледяными осколками опали на землю. Холодный ужас сковал сердце. Сковал — и не отпускал больше, будто не было больше никого вокруг, одни лишь серые, кружащиеся твари, тянущие свои костлявые, когтистые лапы. Откуда-то от деревьев отделилась старуха в чёрном одеянии и пошла по направлению к девушке. Лица под капюшоном у этой бабушки не было видно, и веяло от неё могильным холодом. С другой стороны к девушке вновь приближался какой-то окаменевший, с застекленелыми выпученными глазами, Евграфий.

— Господи! — хрипло, через силу, преодолевая сковавший его холод, выдавил Гера, — Святый Боже, святый и крепкий, святый и бессмертный, помилуй нас! Андрей! Андрей! Андрей! Заклинаю тебя всеми силами Света! Помоги! Только ты сможешь этому противостоять!

— Я призван, и я иду! — неожиданно громко отозвался тот.

И тут же Андрей устремился в самый центр вихря, в зону омертвения, где, казалось, даже время застыло, оледенело, и будто злой хохот сотрясал там землю: это смеялся Молох, поднявший вверх ритуальный нож. Андрей вихрем ворвался в центр, где стояла Настя, сам окруженный бледным сиянием, проделывая странные пассы и отсекая от центра стремящихся сюда страшных и уродливых тварей. Затем, издав победный клич, он взмахнул в сторону старухи посохом, как бы рисуя им в воздухе крест. Старуха тут же вмиг исчезла, как лопнувший шарик, оставив после себя только облачко зловония. Андрей, приготовясь встретить нападавшие на него сверху полчища серых тварей, кружащихся в воздухе, мгновенно принял боевую стойку и начал уничтожать их, одну за другой, отбивая своим посохом. Но казалось, что этих тварей не становилось меньше… И тут сверху, с небес, полился лучезарный голубой свет, тонкий лучик, следующий всюду за Андреем и охраняющий его. Этот луч, когда Андрей устремился к стоявшей внутри самого эпицентра Насте, прошел насквозь нависающей над ней огромной свинцовой тучи, прожёг её, а затем искромсал всё серое месиво в мелкое крошево, в то время как Андрей кружил вокруг Насти в диком воинском танце, нанося по сторонам рубящие движения посохом, отсекая по кругу от девушки всех мерзких сущностей.