— Девочка моя, это ты?

Анна-Карин входит. Дедушка лежит на кровати в пижаме. Одеяло натянуто почти до подбородка. Жалюзи закрыты.

— Ты почему лежишь? Они что, не помогли тебе подняться?

— Помогли. Но я очень быстро устал.

Его рука высовывается из-под одеяла и машет Анне-Карин подойти ближе. Девушка садится на стул возле кровати, стараясь не думать, каким слабым и старым выглядит дедушка. Таким он был в больнице сразу после пожара.

Что будет с дедушкой без нее? Покровители объяснили Мину, что надо сделать, чтобы выдержать судебный процесс. Но они не сказали, как этот ритуал действует. Если он вообще подействует.

— Мия с тобой?

— Да. Она сейчас покурит и придет.

— Хорошо. Мне надо с тобой поговорить. — Он взял ее за руку. Его пальцы были ледяными. — Что-то происходит у нас в Энгельсфорсе. Я давно это чувствую. Но в последнее время все стало намного хуже.

Анна-Карин положила свою руку поверх дедушкиной, стараясь ее согреть.

— Ты ведь об этом тоже знаешь, да? Только мне не рассказываешь… Кто-то хочет тебе зла…

Анна-Карин опускает глаза. Дедушка крепче сжимает ее руку:

— Я очень хочу знать, в чем дело. Но не хочешь говорить, не надо. Есть вещи, с которыми человек должен справиться сам. Однако послушай…

Он облизал сухие губы.

— Хочешь попить? — спросила Анна-Карин. Дедушка нетерпеливо покачал головой.

— Мой отец был провидцем, — сказал он. — А у меня вещие сны были только дважды. Первый раз прямо перед тем, как ты родилась.

Дед косится на дверь, потом понижает голос почти до шепота:

— Мне снилась луна над Энгельсфорсом. Она была красной от крови, пролитой мальчиком с темными волосами. Девочка, на долю которой пришлось много испытаний. Но она была сильной. Сильнее и мужественнее, чем она думала. И она была не одна. У нее были друзья. Ты знаешь, о ком я говорю, Анна-Карин?

Горло девушки перехватило. Она смогла только кивнуть.