Так или иначе, короткая лестница быстро кончилась и проклинающие свою дурость визитеры очутились перед тремя дверьми, две из которых были плотно закрыты, а третья стояла распахнутой. Судьба смилостивилась над храбрыми сыщиками и не заставила их гадать – уже из коридора были видны широкая двуспальная кровать, висевшие над ней две пересеченные шпаги, бюро у противоположной стены и покачивающийся в петле хозяин дома, чьи ноги, видимо, только что прекратили судорожно дергаться и выбивать о край бюро дробь, которую и услышал со двора везунчик Миро. Тело висело лицом к двери, и посетителям были видны вывалившийся язык и начавшие покрываться мутной пленкой глаза новоиспеченного мертвеца, обретшего в веревочной петле не то вечный покой, не то нескончаемые мучения. А как же! Ведь никто точно не знает, как относится провидение к убийствам родных жен, пусть даже и тронувшихся умом, и в определенных кругах принято даже думать, что скорее отрицательно… Быть может сейчас почивший Бертольд как раз дает показания в Высшем Суде, выкрикивая с забранной корявой решеткой скамьи подсудимых свои невнятные оправдания?

Однако, как ни прискорбен был вид еще теплого преставившегося, не он был тем объектом, что приковал к себе полные ужаса взгляды вошедших: в кресле подле бюро, развалившись и уронив набок отвратительную голову с клочьями похожих на паклю волос, полулежал источающий зловоние труп матери Липки. Франтишеку почему-то бросились в глаза ступни ее ног с изогнутыми желтыми ногтями и проглядывающими сквозь лохмотья истлевшей кожи пяточными костями, замершие на полу в неестественной позиции. Корявые, частично мумифицировавшиеся кисти трупа лежали на подлокотниках кресла, грозя вот-вот соскользнуть с них, и было неясно, зачем причудливо рехнувшийся самоубийца потратил столько сил, прилаживая их туда. По всей видимости, ему хотелось создать иллюзию реальности происходящего и, быть может, в полугнилом теле убиенной им жены он уже видел Высшего Судью, пред суровым оком которого он должен был свершить саморасправу?

Так или иначе, живописная обстановка комнаты стала последней каплей, переполнившей чашу толерантности Миро; незамысловато скроенный крестьянский сын, героически претерпевший все приключения сегодняшнего дня, не вынес последнего жуткого аккорда исполненной хозяевами дома пьесы и с ужасными звуками опорожнил желудок прямо на грязный пол захламленного коридора. Два мертвеца было уже слишком для привыкшего к спокойной, размеренной деревенской жизни парня, и никто не думал его винить за эту итоговую декомпенсацию.