«Столовая» – пронеслась у нее мысль.

* * *

Павлик прошел в туалет и закрыл за собой кабинку.

– В траве сидел кузнечик, – пробормотал он, снимая брюки и плюхаясь на унитаз. – Чесал свой огуречик. Уроки не учил, по сраке получил…

Он скорчил недовольную физиономию, вспомнив, какие им вручили подарки. Офигеть можно. Додумались, чего дарить. Какие-то козлячьи фломастеры с такими же козлячьими карандашами. Кому эта порнуха нужна?

Паша не знал смысла этого незнакомого слова, но он часто слышал его от своего папы, особенно когда тот разговаривал по телефону с кем-то.

Судя по всему, папе нравилось это слово.

«Это все порнуха, ты мне дело говори!» – кричал он в трубку, и глаза его наливались кровью. Или: «Сами разбирайтесь с вашей порнухой!»

Наверное, порнуха – это что-то вроде какашек. Ведь если заменить слова в папиных предложениях, то смысл будет примерно таким же…

Он услышал, как где-то снаружи открылась дверь. Наверное, кто-то из его группы забыл что-то из своих вещей.

– Шик-блеск в жопе треск… Тили-тили-точки. – Паша стал напевать следующую песенку. – Ехал хрен на бочке.

Он слез с унитаза, подтерся и бросил использованную бумагу прямо на пол. Смывать за собой он не стал – на это есть уборщица Лейла. К тому же он сегодня здесь последний день. Никто не узнает, а если узнает – ему ничего за это не будет.

– Ехал хрен на бочке, – повторил он, застегивая брюки. – А писька на тележке, щелкала ореш…

Он замер, услышав, как кто-то вошел в туалет. Тихими, шаркающими шагами.

Ручеек пота потек по виску мальчика, когда он посмотрел сквозь щель между дверью. Мимо него что-то проскользнуло. Что-то темное…

Вошедший остановился напротив кабинки, где находился Павлик, и издал хриплый смешок.

«Кто тут?» – хотел спросить Паша, но все, что он смог из себя выдавить, – чуть слышный писк.

В дверь заскребли.

* * *

Елена Борисовна еще раз прошлась по коридору. Тихо. Потом она спустилась на первый этаж, попутно проверяя двери в других группах. Все были заперты, что неудивительно – их представление закончилось около половины седьмого вечера, когда всех детей уже обычно забирают домой.