— Свет, его поймают. Он пьяный наверняка был. Он за всё ответит!

— А толку-то! — Светка в бессилии всплеснула руками.

Олег закусил губу.

— Ну так что, побыть с тобой?

Светка отрицательно мотнула головой.

— Предки неизвестно вообще когда приедут. Может только завтра утром.

— Я могу на ночь остаться.

Светка улыбнулась.

— Ну, конечно… Как я сразу не догадалась.

— Ты о чём?

— У меня месячные, придурок, — ничего не выйдет! Всё ещё хочешь остаться со мной на ночь, чтобы утешить?

Олег вспыхнул — да так основательно, что капли дождя окрасились рубиновыми тонами.

«Нет. Это просто маячки от милицейского уазика».

— Дура, — мальчик развернулся и зашагал прочь.

— Эй! Ну-ка стой! — Из уазика выскочил рослый ППСник и поспешил вслед за удаляющимся подростком. — Парень, стой же, говорю! Следователь ещё с тобой не побеседовал.

Светке поспешила отвернуться — она не хотела становиться частью этого пустого диалога.

Потом была бестолковая беседа с Григорием Викторовичем, которую она совершенно не запомнила. Перед глазами стояла окровавленная Женя, которая так походила на то самое Лицемерие, — обветренные губы корчились в некоем подобие улыбки, отчего мёртвая кожа трескалась, обозначая пока ещё розовое мясо.

Женя-Лицемерие то и дело вздыхала. Отыскивала пустыми глазницами Светку и злобно хрипела, вытягивая перед собой костлявые руки с пожелтевшими ногтями: «За что?.. — неслось из глотки с окровавленными зубами. — Почему я? Почему не ты? Ведь это ты во всём виновата! Ты заслужила смерть, как никто из нас!»

Светка жмурилась, в попытке избавиться от страшного видения, однако ничего не менялось, а Женя-Лицемерие подбиралась всё ближе, обдавая ошарашенную Светку дыханием разложения. Дыханием, от которого, казалось, нет спасу ни в одном из миров!

Светка поднимала руки, силясь зажать нос, а в рот ей при этом совали какие-то сладковатые капсулы, от которых мутнел рассудок. Непонятно откуда доносился низкий незнакомый голос, растягивающий гласные звуки, будто зажевавший плёнку магнитофон: