– Ох, и трудна будет эта дорога, – засокрушалась Любава.

Ночью у кровати Кузеньки читал Иван ему сказки, которые Одетта дала.

– Пап, а мама вернется?

– Конечно, милый, вот сойдет весь этот снег, и вернется мама…

– Про Сову мне прочти, – попросил малыш.

– Сейчас про Сову поищем, – Иван зашуршал страницами.

«…Лунная укачивающая колыбель. В окне, надо мной. Рваные и быстрокрылые тучи даже не закрывают ее. Опять я вижу ее, большую, бело-желтую, мерцающую и манящую. Сколько же тайн знает луна, сколько Неведомой силы связывает ее с Землей, с душою женской.» Бабушка тихо перебирала гречку при свете китайского фонарика. Света в городе опять не было, как, впрочем, и тепла. Лед и холод, исходивший от уснувших давным-давно батарей отопления, проникал в тело, закрадывался в голову. Даже собственная коса казалась ледяной змеей, сползающей по плечу.

– Ну и вот, – бабушка опять на минутку замолчала, щурясь над кучкой гречки и вынимая какой-то сор из крупы, – ты бы, Машута, носки надела потеплее, не лето.

– Мне не холодно, ба, а что было дальше?

– И надоело Забаве, что муж ее и детей обижает, пошла она к Великой Макоши и защиты попросила.

– А Макошь – это кто?

– Заступница бабья. Богиня такая.

– А! А как же Троица твоя?

– Ну, внуча, Макошь эта совсем в древности верховодила, не было такой души, которая бы ей хвалы не возносила. Вот, значит, и помогла Макошь Забаве. Послала по ее следу Полярного Охотника. Мужика, значит, северного, с другого моря.

– Ой, чукчу, что ли, бабушка?

– Да, нет! Ранее не было предрассудков таких глупых! Просто в каждом племени было несколько сильных охотников, жениться им строго-настрого запрещалось, любую по душе выбрать не могли. Ну, что ли, давай гречку засыпать?

– Ба, а дальше?

– Нельзя им было любить. Макошь запрещала, они обет давали такой.