59

59

Ребята преподобного Блисса целый час провели в задней комнате дома на Калибан-стрит, предаваясь грезам о Потопе. За это время Мамолиан отправился на поиски Кэрис, нашел ее и был изгнан. Но он обнаружил местонахождение дочери Уайтхеда, а еще выяснил, что Штраус — тот, кто так глупо вел себя в Святилище, — ушел за героином для девушки. Пора, думал Европеец, забыть о сострадании.

Он чувствовал себя, как побитая собака; ему хотелось лечь и умереть. Сегодня — особенно после того, как Кэрис ловко отделалась от него — он ощущал на плечах груз каждого часа прожитой жизни. Он посмотрел на свою руку: она все еще болела от ожога, полученного через Кэрис. Когда же она поймет, что ей ничего не избежать? Что последняя игра, которую он собирается начать, важнее ее жизни, а также жизни Штрауса, или Брира, или двух идиотов из Мемфиса, погруженных в мечты двумя этажами ниже.

Он спустился на один пролет и зашел в комнату Брира. Пожиратель Лезвий лежал на матрасе в углу с вывернутой шеей и проколотым животом; он глазел прямо перед собой, как безумная рыба. Рядом бормотал свои глупости телевизор, придвинутый очень близко, потому что Брир почти потерял зрение.

— Мы скоро уходим, — сказал Мамолиан.

— Вы нашли ее?

— Да, нашел. Место называется Брайт-стрит, а дом… Европеец счел это весьма забавным. — Дом выкрашен желтым. Второй этаж, кажется.

— Брайт-стрит, — повторил Брир мечтательно. — Мы пойдем и найдем их там?

— Нет, не мы.

Брир неловко повернулся к Европейцу; он привязал к своей сломанной шее самодельную шину, и это затрудняло движения.

— Я хочу видеть ее, — сказал он.

— Прежде всего, ты не должен был выпускать ее.

— Он пришел — тот, из дома. Я говорил вам.

— О да, — отозвался Мамолиан. — Насчет Штрауса у меня тоже есть идеи.

— Мне найти его для вас? — сказал Брир.

Излюбленные картины казней пронеслись в его голове, столь же яркие, как в книге о фашистских злодеяниях. Одна или две выглядели особенно четко, словно были близки к воплощению.

— Не нужно, — ответил Европеец. — У меня есть два рьяных помощника, желающих что-нибудь сотворить.

Брир помрачнел:

— Что же буду делать я?