– На твоем месте я оставил бы его на дереве, – сказал он Джою, бесцеремонно оттолкнув Эппштадта от подножия лестницы.

Гарри взглянул на небо. Теперь оно приобрело свинцовый оттенок, и едкая горечь, которая, по признанию чудовищного дитяти, была характерным ароматом его матушки, с каждым новым дуновением ветра становилась все ощутимее. Эппштадт устремил взгляд вдаль, пытаясь различить, не приближается ли кто-нибудь по извилистой дороге. Но нигде не замечалось ни малейшего шевеления. Впрочем, на расстоянии примерно двух-трех миль Эппштадт увидал человека, лежавшего у обочины дороги головой на камне. Хотя для подобного умозаключения не было никаких оснований, Эппштадт сразу решил, что этот человек мертв. Ему казалось даже, он видит кровь и мозги, забрызгавшие камень.

За исключением лежавшего, пейзаж был совершенно безлюден.

Однако он вовсе не был безжизненным; в воздухе во множестве носились птицы, как видно, испуганные поднявшимся ветром; небольшие животные, кролики и прочая мелочь сновали в траве в поисках укрытия от надвигавшейся бури. Эппштадт никогда не интересовался жизнью природы, однако даже он знал: если кролики прячутся в норы, людям следует спешить по домам.

– Пойдем, – снова воззвал он к Джою. – Ты сделал все, что мог.

– Нет! – рявкнул упрямый парень.

Ветер был так силен, что даже самые толстые ветви отчаянно раскачивались. Сухие листья дождем сыпались на землю.

– Ради бога, Джой. Что на тебя нашло? Ты погубишь нас обоих.

Эппштадт поднялся по лестнице на несколько ступенек, схватил Джоя за пояс и потянул.

– Пошли, или я уйду без тебя!

– Как хотите, я…

Джой не успел договорить. Лестница, не выдержавшая веса Эппштадта, распятого мужчины и доброго самаритянина Джоя, обрушилась.

Эппштадт находился ниже всех и соответственно меньше пострадал. Он всего лишь ударился об острые камни, поросшие мхом и вереском. Поднявшись на ноги, он увидал, что двум другим пришлось куда хуже. Оба упали в колючие заросли, причем распятый придавил собой Джоя. Раны его – а помимо ссадин, причиненных птичьими клювами, у него оказались куда более глубокие повреждения на груди – начали кровоточить. Прежде чем распять этого человека, кто-то жестоко поглумился над ним, вырезав звезды вокруг его сосков. Джой тщетно пытался сбросить с себя безжизненное тело и с каждым движением лишь сильнее запутывался в колючих ветках.

– Помогите! – орал он. – Быстрее! Эти чертовы кусты раздерут меня до костей!

Эппштадт приблизился к зарослям и уже собирался протянуть Джою руку, как вдруг две самые большие раны на груди распятого раскрылись, и оттуда показались плоские черные головы змей – каждая гадина размерами в десяток раз превосходила ту, что выскользнула из его рта. Протиснувшись сквозь слои плоти и желтоватого жира, обе соскользнули вниз по недвижному телу. Одна змея оставляла за собой склизкий след – Эппштадт решил, что это яйца, которые обволакивала полупрозрачная студенистая масса.