К тому же она осталась в полном одиночестве. Где-то через три недели после ее возвращения в Сакраменто Арни сообщил, что намерен расстаться с ней и соединить свою жизнь с некоей Мэрии Джиннис, крашеной блондинкой, которая работала диспетчером в аэропорту. Отчасти Тэмми была даже рада этому. Она немного знала Мэрии, и та ей всегда нравилась; несомненно, эта женщина намного лучше подходила Арни, чем сама Тэмми. Ей, пожалуй, нравилось жить одной, знать, что утром не придется вымучивать слова, если нет желания разговаривать – а подобное теперь случалось с Тэмми нередко. Иногда несколько дней подряд она ощущала такую апатию, что вовсе не желала по утрам открывать глаза, а иногда становилась болезненно восприимчивой, и какое-нибудь дурацкое телешоу вызывало у нее бурные рыдания. Одинокая жизнь позволяла Тэмми легче мириться с безумием, которое притаилось где-то в глубине ее сознания. Никто не мешал ей запереть дверь, отключить телефон, задернуть шторы и предаться тихому помешательству.

Вскоре после ухода Арни Тэмми сильно простудилась и накупила кучу лекарств – от насморка, кашля и температуры. Обычно все эти чудодейственные средства вызывали у нее вялость и сонливость, так что она старалась принимать их как можно реже. Но в нынешнем состоянии побочный эффект лекарств мало ее беспокоил. Тэмми до отказа напичкала себя разноцветными сиропами и таблетками и улеглась в постель посреди дня. Однако выяснилось, что поступила она опрометчиво. Где-то в час ночи она проснулась вся в поту. Ей снилось, будто рядом лежит мальчик-козел и сосет ее грудь. Она даже ощущала запах грудного молока, струйкой стекающего из уголка, его рта, и слышала, как Квафтзефони в блаженстве скребет длинным когтем по шелковому одеялу.

Не лишившись во сне способности рассуждать разумно, Тэмми сказала отпрыску дьявола, что плохо себя чувствует и что ему лучше прекратить сосать. Однако он не выпустил сосок, и она лишь с большим усилием оторвала мальчишку от груди. Тогда он вцепился ей в руку, прижав острым ногтем большого пальца пульсирующую вену у нее на запястье. Потом он опустил ее ладонь на свой поросший жесткой шерстью живот, в самый низ, туда, где из складок младенческого жира выступал напряженный член. Скользнув по нему рукой, Тэмми ощутила под пальцами множество крошечных округлых выпуклостей.

– Это черные жемчужины, – сообщил мальчик-козел прежде, чем она успела задать вопрос. – Они сделают твое наслаждение более полным.

Тэмми еще не успела сообразить, к чему клонит сын дьявола, а уродец уже взгромоздился на нее, зажав одну ее грудь в кулаке так, словно собирался подоить. Женщина испуганно закричала, но он остался глух к ее мольбам. В комнате стояла адская жара, и молоко, проливаясь на простыни, моментально скисало. От него исходил одуряющий запах блевотины, и запах этот обволакивал Тэмми, мешая дышать.