— О! Гавриил! — вдруг громко заголосил Семъяза, выступая вперед, как видимо, с трудом набравшись храбрости для этого — почему же ты попускаешь произойти столь изощренной и жестокой несправедливости к нам, к твоим братьям, к тем, с кем ты некогда стоя плечом к плечу сражался против орд сатаны? Почему попустительствуешь к этому, кто не достоин даже мизинца меньшего из нас — и вот, сей сегодня торжествует победу, будто он прошел через искушения и вышел победителем?

Вслед за Семъязой набравшись смелости выступил и Тамиел — один из тринадцати, чье имя я не ведомо каким образом знал, просто ощущая его:

— Или ты привык подчиняться ему? Пока же мы сражались с сатаною, ты стоя с ним в отдалении от битв сговорился и твоя душа стала — как его? Ты так же очерствел — как и он? Почему ты так жесток и отвергаешь нас, гонишь прочь, не давая нам возможности восстановить попранное правосудие?

Тогда ангелы, закрыв свои лица руками от все усиливающегося за моей спиной света стали отступать, пока, видимо, уже не имея возможности отступать дальше, они не схватились за руки и не закружились в дьявольском хороводе тоски, напевая что-то отвратительное и тоскливое, будто их души ждала скорая погибель, и лишь изредка, кто-то из них, вырвавшись из круга, кричал Гавриилу:

— Скажи же ему, кто он! Пусть вспомнит!

— Скажи ему, сколько ему лет и как его зовут!

* * *

Больше уже не имея возможности терпеть этот ужас, я падаю на колени, но, как только, видимо, обнадежившись этим ангелы стали подбираться ко мне — свет из-за моей спины усиливался, и ангелы с воем вновь отступали.

И я вновь увидел что-то: я увидел, будто я с понурой головой возвращаюсь с горы, о которой почему-то знаю, что ее называют — Ермон, возвращаюсь к ним, к ангелам, которых уже знал поименно, но они, встречая меня у подножья горы, уже выглядели не как раньше, как ангелы в блистательных одеяниях, но как обычные люди:

— Господь отверг нас! — возгласил я тогда, и, упав на колени стал рыдать, но сейчас почему-то казалось, что эти рыдания мне давалсиь с трудом — за что мне это? — и я разодрал на себе тунику.

— Истинно говорю вам, братия! — я старался сделать лицо как можно более скорбным — что я сделал все, что мог! И стоял я на коленях, и умолял господа, и просил его по-всякому, чтобы снизошел он милостью к нам, недостойным, но он — увы, он отверг нас от очей своих и нет его милости для нас!

Я вижу, как эти ангелы, ставшие похожие на людей так же как и я пали на колени (а их было примерно около двухсот) и стали вместе со мной рыдать и сетовать!