Когда Элли сказала, что ей стало чуть-чуть лучше, Рэйчел подвела ее к раковинам и умыла. Лицо у девочки было болезненно белым, под глазами лежали темные круги.
—
— Я не знаю. Но мне сразу стало нехорошо, когда папа сказал о поездке. С ним что-то не так.
Луис, что ты скрываешь? Ты ведь что-то скрываешь. Я это видела, и Элли тоже заметила.
Рэйчел вдруг поняла, что она тоже нервничает и дергается весь день, словно ждет удара непонятно с какой стороны. Она чувствовала себя точно так же, как за два-три дня до начала месячных: вся напряженная, готовая в любой момент истерически рассмеяться, или расплакаться без причины, или свалиться с жуткой головной болью.
—
— Я не знаю, — ответила Элли. — Мне приснился сон. Что-то про Гейджа. Или про Черча. Я не помню.
— Элли, что тебе снилось?
— Что я оказалась на кладбище домашних животных, — сказала Элли. — Пакскоу привел меня на кладбище домашних животных и сказал, что папа собрался пойти туда и что произойдет что-то страшное.
— Пакскоу? — Рэйчел охватил смутный, но пронзительный ужас. Что за странное имя и почему оно кажется знакомым? Вроде бы она где-то слышала это имя — или очень похожее, — но никак не могла вспомнить где. — Тебе спилось, что какой-то Пакскоу отвел тебя на кладбище домашних животных?
— Да, он сказал, что его так зовут. И он… — Элли вдруг замолчала, ее глаза расширились.
— Ты еще что-то помнишь?
— Он сказал, что его послали
— Солнышко, — сказала Рэйчел. — Я думаю, тебе снилось кладбище домашних животных, потому что ты думаешь о Гейдже. И я уверена, что с папой все хорошо. Ты как себя чувствуешь? Тебе лучше?