И услышал хрустящую поступь снаружи.

Лицо профессора озаряло пульсирующее красное сияние. Источаемый свечами и фонариками свет разлился по салону, начал менять оттенок. Из чахло-желтого он стал болезненно-алым. Новое освещение превратило внутренности автобуса в кумачовую обивку огромного гроба. Цитатник почувствовал во рту привкус крови.

Кто-то взбирался на «пазик».

«Этого не может быть…»

Кузов вибрировал, отзываясь на тяжелые, неспешные шаги.

«Чьи?..»

Он знал, что скоро получит ответ. В его сознании расширялась сверкающая золотом трещина.

Профессор улыбался. Старик словно отдалился, сделался меньше. Алексей попытался дотянуться до него рукой, но не смог. Тело не повиновалось ему.

С «потолка» посыпался рдяный снег.

Первым в салон спрыгнул бугай. Руки мертвеца болтались плетьми, под подбородком влажно блестел глубокий разрез. Голова вернувшегося по дороге скорби покойника подергивалась. Бугай опустился на колени в передней части автобуса и положил подбородок на спинку сиденья, словно пристроил тяжелую ношу. Растрескавшиеся глаза смотрели на Алексея.

– Уходи, – проговорил Цитатник, прежде чем неведомая сила скрутила язык узлом, вдавило в жаркое нёбо.

Золотая трещина в голове росла: шире, шире. В нее сочилась черная патока.

В мир, раскрашенный всеми оттенками красного, проникали мертвые.

Физрук устроился на полу, рядом с Алексеем. Из ран, в которые превратились глаза, нос и рот, капала кровь. Мертвец наклонился, приблизив к лицу Цитатника две багровые дыры, к которым прилипли веточки хвои.

Алексей не был готов к подобному ужасу. Он чувствовал, как в трещину, кромсая о края прохода свое костлявое паучье тело, протискивается безумие.

Восковые лица приближались со всех сторон. Его жертвы: мужчины, женщины, дети – не только те, кого он убил сегодня, но и другие – наполняли автобус. Их тела бережно хранили раны, через которые вытекла жизнь. Мертвецы что-то говорили, это были не голоса, а жужжание, писк, лай.

Алексей глянул на профессора, но его место уже заняла скрипачка. В грудину покойницы был вбит гриф скрипки. Она конвульсивным движением подняла голову и посмотрела на Цитатника.

Он закрыл глаза, но под веки проникло алое сияние. Ослепило, обожгло, заставило закричать.

Цитатник понял, что снова может двигаться, поднял руку и дотронулся до своего лица. Мокрого, теплого.

Кто-то коснулся его руки. Алексей снова закричал, открыл глаза и увидел свою растопыренную пятерню. Подушечки пальцев блестели – слезы.