— А ты не видал еще моей невесты? — Спросил я.
— Нет, не удостоился еще.
Как мне теперь поступить: рассказать старику свои наблюдения и опасения или лучше молчать: не создавать ему предвзятой идеи. Это тем более удобно, что мой сумасшедший уехал зачем-то в город.
Решено, буду пока молчать.
По давно заведенному порядку мы с Ритой после обеда (хотя и обедаем на разных половинах) гуляем над обрывом. Прежде эти прогулки имели неизъяснимую прелесть: нам всегда так много надо было сказать друг другу… а теперь мы точно отбываем повинность перед слугами.
Вчера мы также ходили, перекидываясь фразами о погоде.
Как-то на площадку явился Петро. На нем была старинная парадная ливрея, на ногах туфли с большими пряжками, седые волосы тщательно причесаны, в руках у него был небольшой сверток.
Я сразу понял, что старик явился представиться своей будущей госпоже.
— Рита, — сказал я, — это мой старый дядька Петро, верный слуга моих родителей. — Рита снисходительно кивнула головой.
С низким поклоном Петро подошел к ручке. В первый раз мне неприятно бросилась в глаза перемена, происшедшая с руками Риты. Прежде розовые пальчики с нежными ноготками были теперь длинные, белые, и ногти твердые и острые.
Только Петро хотел коснуться руки, как Рита резко отдернула ее и сказала:
— Я не хочу!
Старик оторопел и так растерялся, что, вместо того чтобы уйти, протянул Рите сверток, говоря:
— Я принес для вас, сам святой отец благословил их.
Рита отпрыгнула в сторону, все лицо ее перекосила злоба, и, как-то шипя, она сказала:
— Убирайся прочь, дурак! — и быстро пошла к дому.