Да, случалось, «вылавливали». По нарезкам на прикладе выясняли, сколько наших ребят пристрелила прекрасная женщина. Расправлялись жестоко. Даже сейчас страшно вспоминать, как мы с ними расправлялись. Знаю одно, Господь нам этого никогда не простит…

А уже следующей ночью, нарочно испытывая судьбу, сидели мы у того же самого костра с инструктором из соседнего подразделения Володей Мельниковым, поминали Колю хорошим молдавским вином. Говорили редко. Так только – слово-другое и вновь сидим тихо, только слушаем, как шуршат по прибрежному песку днестровские воды.

Вдруг я почувствовал, как что-то толкнуло меня, будто изнутри… Потом постепенно началось жжение, перерастающее в кипение и нестерпимую боль. Я скрючился, склонился и потрогал левую сторону груди. Пуля попала как раз в то место, где билось сердце. Но почему жив до сих пор? Почему явственно вижу, как Володя ухватился за грудь, привстал, и медленно завалился набок.

– Володька, – глухо говорю я, не слыша собственного голоса. – Ты жив?

Он пошевелился, давая знать, что жив.

– Рожков! – крикнул я, но крика не получилось, а Рожков уже стоял передо мной.

– Снайпер работает на той стороне, – шептал я, но сержант понимал. – Срочно организовать миномёты и разворотить к чертям всю эту прекрасную кизиловую посадку!

Спустя несколько минут заработали миномёты.

Я лежал, прикрыв глаза и явственно осознавая, что жив, но, наверное, ненадолго.

Подполз к Володе.

– Ну, ты как, брат?

Он болезненно сморщился и прошептал.

– Кровь уходит, Лёха… Срочно надо в санбат, а то не выживу.

Я стал на колени, подсунул руки под Мельникова и рывком поднял.

– Мне ясно одно, Вовка, – сказал уверенно, – ты должен жить. Я сам тебя донесу.

… И донёс, и ни разу не упал, не споткнулся. Медсанбат располагался дальше в тылу, в пятистах метрах от берега.

Санитары издали заметили меня, бредущего из последних сил, и выбежали навстречу.

Я поплёлся за ними следом, теперь уже и спотыкаясь, и падая. Присел у дуба и попросил какого-то солдата принести вина. Он только глянул на расплывшееся кровавое пятно с левой стороны груди, побледнел и убежал. Вернулся на удивление быстро.

– Возьмите, товарищ лейтенант, – сказал, как покойнику.

«Наверное, в последний раз», – подумал я и, торопясь, стал пить, проливая багровое вино и, смешивая его со своей кровью на гимнастёрке. Потом закурил, чувствуя, что сознание из меня уходит…