Проклятая земля. В черной насмешке назвали ее Святой. Здесь нет ни капли святости – лишь греховная жестокость, неумолимая ненависть. Богомерзость и богопротивность всего мира, скрученные в единый, сочащийся сукровицей и гноем узел.

Тяжелые шаги отдаются глухим звоном. Он хорошо знаком всякому мужчине – так звенит рыцарская кольчуга. Топфхельм, темный и помятый, наклонен вниз, словно владелец утомился от его тяжести. Намет изодран и потемнел от пыли и крови. Сюрко порван в лохмотья, не разобрать гербовых цветов. Левая рука лежит на яблоке меча, истертые ножны скребут по каменистой почве. Правая держит уздечку коня, устало склонившего шею. Копыта выбивают облачка белесой пыли, танцующей в звездном свете. Франкский воин в полном боевом облачении идет по Королевскому тракту, древнему, как сама эта земля. Он близок к своей цели. Он не видит ее, но знает – идти осталось недолго. Тракт спускается по склону – длинному и крутому. Долина внизу погружена в непроницаемый мрак. Не видно ни одного огонька там, где еще недавно жил небольшой, но оживленный город. В ночном воздухе пахнет гарью.

Рыцарь останавливает коня, не спеша проверяет подпругу, потом садится в седло, ударяет пятками в бока животного. Конь фыркает, мотнув головой, трогается тяжелым, усталым шагом. Спуск длится долго. Ночь, удушливая, но холодная, протягивает свои ледяные пальцы к рыцарю – но это не беспокоит его. Он въезжает в городское предместье. Низкие глинобитные лачуги с плоскими крышами и узкими оконцами ютятся близко одна к другой. Впереди слышится скрип колес. Неуклюжая арба выезжает из-за поворота, влачимая сонным, мосластым волом. Меж двух огромных, выше людского роста, колес сидит сгорбленный сарацин. За его спиной уродливым горбом нагружены мешки с добром, награбленным в пустых домах. Его кожа выжжена солнцем так, что кажется темнее выгоревших серых одежд. Из-за темноты он замечает рыцаря, когда тот уже совсем рядом. Испуганный крик вырывается из груди мародера. Латинянин приближается, молчаливый и недвижный, точно призрак. Сарацин следит за рыцарем испуганным взглядом, не в силах отвести глаз. Он скорее ожидает увидеть в Аль-Кераке Кзыра, легендарного дервиша-пророка, чем латинянина. Уже два месяца минуло с тех пор, как замок страшного Арнаута, прозванного Рыжий Ифрит, пал под натиском правоверных. Все защитники крепости погибли, а те, кто сдался в плен, были угнаны в колодках. И вот воитель-франк, точно сын иблиса, под покровом ночи входит в город. От страха сарацин утратил дар речи, беззвучно лопоча мольбы о спасении…