Закрыв глаза, она наслаждалась нежным прикосновением, блаженством, какого не ощущала уже многие годы. Но в голове у нее раздался громкий голос совести, назвавшей ее грешницей, и она отпрянула.

— Жан, — с дрожью в голосе, не поднимая век, произнесла она. — Нет! Наш поступок заведет нас обоих в геенну.

— Почему? — хрипло отозвался он. Возбуждение сдавило ему горло. — Потому что мы следуем своим чувствам? Разве не говорят, что Господь сводит людей? Верующий сказал бы, на то Божья воля, что мы нашли друг друга. Может, он хочет, Григория, чтобы ты покинула Сен-Грегуар…

— Нет! — тихо отозвалась аббатиса, открывая серые глаза. — Себя и свое тело я посвятила Господу.

Жан стал. Он долго смотрел на нее, глаза у него становились все жестче.

— Теперь я понимаю, почему должен дать согласие на брак Пьера и Флоранс, — сказал он. — В их союзе ты видишь замену нашим неисполнимым желаниям, я прав?

— Это не так, — без промедления воспротивилась Григория. — Они любят друг друга, в этом нет сомнений.

— А как же мы? — мрачна вопросил он. — Ты знаешь о моих чувствах к тебе. Я думал, что никогда больше подобного не испытаю. Но теперь я снова полюбил, и мне безразлично, что люблю я женщину, которая принадлежат церкви! Ты заставила меня забыть обо всех условностях. Этот поцелуй доказал, как сильно мы тоскуем друг по другу. Что, если это дар Божий, Григория? Ты правда хочешь от него отречься?

— Это слабость плоти, — возразила она и, поднявшись, повернулась к нему спиной, чтобы посмотреть в окно. — Теперь иди и отнеси сыну лекарство. Оно ему необходимо.

Григория слышала, как он идет к двери, как дверь открывается и закрывается снова. Скрипнули половицы, стукнула еще одна дверь, потом она увидела, как он проходит мимо мастерских и странноприимного дома, направляясь к воротам. Ни разу он не обернулся.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся под аркой ворот, потом опустила глаза на рану в ладони, нанесенную острыми краями распятия: ее кровь окрасила серебро красным.

«Что со мной творится? Что же мне делать?»

Вновь обхватив крест, Григория еще сильнее сжала пальцы, пока кровь не потекла вниз по запястью.

В дверь постучали.

— Минутку. — Она прижала к руке платок, чтобы прикрыть рану. — Входите.

В комнату со стопкой книг вошла монахиня. Увидев кровь, она побледнела.

— Пустяк, сестра Магдалена. Я порезалась, — солгала Григория. — Что ты мне принесла?

Монахиня положила книги на стол.

— Число мотков спряденной шерсти, достопочтенная аббатиса. В первой половине года мы хорошо потрудились.

Здоровой рукой Григория перелистнула страницы первого тома, пробегая глазами по строчкам, но, по сути, не видя их. Слишком она была взволнована. Слишком человеческие побуждения и чувства потрясали основы ее веры и обета Господу. А ведь она всегда считала себя сильной.