– Идите, – тихо произносит Оля, приглушив музыку. – Быстренько покурите и обратно. У нас ни одной встречи!
– Ты же видишь, Оль, что мы стараемся… – подала голос кто-то из девочек.
– Я вижу, а что толку? Что у вас не получается? Посылают?
– Трубки бросают, ругаются, мы уезжаем, нам не надо, прокуратурой пугают… – начали перечислять все разом, будто все это и так не было известно.
– Я вообще почти ни с кем не разговаривала, – вклинилась Света. – Сплошные недозвоны.
– Нам манагеров надо завести на первый круг хотя бы, – снова заговорила Ольга, – и пусть они там сидят, продажу высиживают.
– Может, в Залимнинский попробовать? – предложил кто-то.
– Ну попробуйте в Залимнинский. Вам есть там куда звонить?
– По выдуманным номерам.
– Ну звоните-звоните! Но надо будет там же тогда и на два, и на четыре часа сделать. Ради одной встречи туда никого отправлять не будут. Так, все, идите на перерыв, у вас еще пять минут, а потом все начинаем звонить в Залимнинский.
Курящие девушки набросили куртки и вышли, несколько человек осталось на своих местах, углубившись в личные телефоны. Светлана подошла к тумбочке, где хранилась пластиковая посуда, сахар, сливки и тому подобные припасы. Сделала себе еще кофе. Проходя обратно, заметила на столе у одной из сидящих девочек карандашные рисунки: единороги, пони, какие-то смешные принцессы… Девочку звали Юля, очень хрупкая, костлявая, маленькая, с большими серыми глазами, она, кажется, только недавно окончила школу и поступила куда-то на первый курс. Рисунки были красивые.
– Юль, а можешь и нам зверушку нарисовать? Собачку или котика там, Матвей овечку просил, но у меня не получается. Нам в садик надо.
– Овечку? – Девушка посмотрела на Свету испуганно, у нее всегда был такой взгляд. – Конечно. Листок только дай, пожалуйста.
Света взяла у Ольги чистый лист А4 и передала Юле. Та не в первый раз рисовала что-то для коллег и их детей, все равно, мол, руки надо чем-то занимать, пока звонит. Света села на свое место, над столом висели распечатанные говорилки, мотивирующие картинки и по центру – небольшое зеркальце. В него следовало смотреть во время разговора и улыбаться. Светлана поглядела на свое хмурое отражение. У нее ведь тоже серые глаза, но почему-то не такие яркие, как у Юли, какие-то выцветшие, проплаканные. И морщинки вокруг. Чем дольше всматриваешься, тем их больше, как будто вдавливаешь взглядом свое отражение так, что оно трескается. Просто толком накраситься с утра не успела. И с волосами надо что-то делать. Только что? Того гляди, вылезут окончательно, и так сухие, мертвые после обесцвечивания и краски, цвет – белое золото, ей ведь шло. Или нет?