– При осмотре помещения погреба, принадлежащего семье Евдокимовых, обнаружен обнаженный труп, завернутый в старую промасленную мешковину. Труп мужской, возраст потерпевшего – предположительно семнадцать-восемнадцать лет. Смерть наступила, предположительно, три дня назад. А может и больше, учитывая низкую температуру. Далее. На затылке след от удара тупым предметом. На ягодицах, бедрах, предплечьях – обширные гематомы и вздутия, со следами уколов в центрах, а также следы уколов без гематом и вздутий. Вокруг трупа обнаружено… сейчас… ага, восемнадцать одноразовых шприцев с остатками жидкости, по запаху похожей на солярку… Характер вздутий указывает на то, что большинство уколов было сделано еще при жизни жертвы, но уже после нанесения травмы в затылочной области головы.

– Солярка, значит, – тихо сказал капитан Крепин. – Сергеич! А ну давай ее сюда!

Участковый вошел, крепко держа за локоть Евдокимову. Та затравленно озиралась по сторонам, словно искала взглядом кого-то.

– Это кто? – Крепин схватил ее за шею, подтащил к трупу, с силой наклонил голову: – Кто это, я тебя спрашиваю, тварь?

– Тише, тише… – сдавленно проговорила Наталья Сергеевна, – пожалуйста, не будите его. Это же Андрюшенька мой, он спит. Он болен очень, поэтому и лежит здесь, в клинике.

В голосе ее слышались и страдание, и мольба, и ужас. У Крепина мороз побежал по коже, он отпустил женщину и зачем-то вытер ладонь о брюки.

Участковый не выдержал, выматерился и сплюнул.

– Ему пора укол делать, – сказала Евдокимова. – Да вы лучше профессора спросите…

– Какого профессора? – уточнил лейтенант.

– Да главврача же нашего, Голышева… Валентина Филипповича. Он же только что здесь был… – Она снова беспомощно посмотрела по сторонам.

– А уколы вы, что ли, ему ставили?

– Почему я?.. Персонал… А, хотя и я тоже, да. Я ведь могу…

– Персонал… – пробормотал капитан. – Пиши, Лёха. Подозреваемая опознала в трупе своего сына, Евдокимова Андрея Александровича, тысяча девятьсот девяносто восьмого года рождения. А вы, граждане понятые, можете опознать тело?

– Э-э-э, – протянул старик. – Лицо бы надо… того… увидеть.

– Не смейте! – вдруг закричала Наталья Сергеевна, увидев, что эксперт переворачивает тело сына. – Не трогайте его! Он болен! Его нельзя, нельзя, нельзя будить… Пусти, – она попыталась вырваться, но участковый снова крепко держал ее за локоть.

– Да, это он, Андрейка, – пробормотала Галина Степановна. – Ох ты, горюшко, ужас-то какой…

– Он, – сухо подтвердил так и не назвавший пока своего имени старик.

– Вы не понимаете! – билась в истерике чокнутая мамаша. – Не понимаете! Он болен! Он… он… субстрат! Он субстрат!!! СУБСТРАТ!!! У него мортемицес! Гоминифиллус! Анаморфа! Разве вы не видите? Его нельзя трогать, нельзя!!!