Елена Щетинина Царский гостинец

Елена Щетинина

Царский гостинец

Манька лениво зевала. Ее выцветшие на солнце волосы, завязанные в давно не расплетаемые и не мытые жгуты, напоминали старую солому, которой Мишкин отец покрывал крышу по лету. Бледные щеки и лоб были усеяны красновато-белыми прыщами, губы топорщились желтоватыми корочками – в деревне шушукались, что Маньке от матери досталась гнилая болезнь.

Мишке Манька не нравилась. Было в ней что-то угрюмо-жестокое, беспощадное, мелко-злое. Да, вся ребятня надувала лягушек через соломинку, мочилась в кротовьи норы, играла в салки околевшей кошкой, но только Манька делала это с какой-то отчаянной ненавистью, скаля зубы в дикой и бездумной ухмылке. Мишку жуть пробирала при взгляде на ее улыбку – слишком свежо еще было воспоминание, как Манька на спор откусила голову живому цыпленку.

Гунька Рябой смотрел исподлобья. Его лицо, желтое и плоское, как недозрелый сыр, покрытое глубокими оспинами, не выражало ровным счетом ничего. Он глуп, как пятилетка, – но зато силы в нем как во взрослом мужике.

Прохор таскает его за собой именно за эту тупую силу – с Гунькой всегда можно отбиться от задир из соседней деревни или совершить набег на барские яблони: дурачок одним ударом кулака уложит любую псину. Сам же Прохор считает недостойным себя лезть в драку. Всегда франтовато одетый, в чистой рубашке и смазанных салом сапогах, предметом зависти не только детворы, но и взрослых мужиков, он уже решил, что следующим же летом переберется в город. Его тятька пятый год служит там при какой-то типографии – вот и Прохор задумал податься в ученый люд.

– Не, малявка, – сказал Прохор, цвыркая густой желтой слюной. – С нами ты не пойдешь. Толку-то от тебя что?

– Я это… – Мишка задумался. – Я ловкий, во! Я могу залезть повыше и удержаться где угодно!

– Ну и зачем нам это? – кисло сморщился Прохор. – Залезть мы и сами мастера, а толку-то от этого? Не, там ноги нужны крепкие да кулаки тяжелые – гостинцы-то так просто не отбить!

Мишка тяжело вздохнул. Да прав Прохор, стократно прав. Куда ему, семилетке, тягаться с мужиками, которые уже собрались на Ходынке! Прохор-то с Манькой старше его раза в два, быстрее, ловчее, они смогут прошмыгнуть в толпе вслед за расталкивающим всех локтями Гунькой – а Мишка затеряется, пропадет, подведет…

Но все-таки как хотелось пойти! Сейчас самое время собрать нехитрый узелок – пару яиц и краюху хлеба – и, никому не говоря, метнуться туда, где черной громадой высится Ходынский лес. А потом, утомленным после праздничных гуляний, вернуться и горделиво развернуть перед тятькой и мамкой честно добытые царские гостинцы – пряник с гербом, ситцевый платок с портретами государя и государыни да горсть орехов с изюмом…