– Нет! Нет! – она выталкивала слова сквозь стиснутые зубы. – Я спала! Я ничего не слышала! Это они, они!

– Ну да, – он отвел глаза, потому что смотреть на нее было невыносимо. – Маленькие люди, да? Или большие люди с белыми глазами? Покойники с болот? Обезьяны? – каждый раз он тихо качал головой, словно опровергая собственные слова. – Я не верю в них, Мэри. Злу вовсе не надо принимать чье-то обличье, чтобы ударить исподтишка.

Теперь она дрожала всем телом, оленек, подумал он, маленькое, хрупкое создание, разве что из пасти торчат клыки, как у хищного зверя. Интересно, чем питаются эти оленьки? Мышами? Водяными крысами? Кем-то еще более беззащитным, более слабым, кем-то, у кого нет клыков, или есть, но совсем маленькие.

– Я видела их, видела, отец Игнасио, клянусь, они шли за нами, идут за нами, черные, страшные, это они, они!

– Никто не видел их, кроме тебя, Мэри. Только ты.

– Богом клянусь!

– Не клянись Богом, Мэри, – он поднялся на ноги. Она была немногим ниже его; он что же, умалился за время странствий по лесу? А теперь слушай. Ты пойдешь со мной. Вернешься в монастырь. Я напишу письмо настоятельнице. И это все, что я могу для тебя сделать.

– Но я…

– А теперь иди. Позови Арчи. И замкни свои уста, слышишь, ты… просто – скажи ему, пора собираться.

Она побежала к деревьям на краю поляны, оглядываясь через плечо. Он покачал головой и, наклонившись, стал разбирать скудные пожитки.

* * *

– Мы скоро выйдем из леса, – сказал молодой человек, – я чувствую.

– Надеюсь, – отец Игнасио покачал головой. Особых изменений он не видел, впрочем… – Вон там, да.

– Заросшая вырубка. Какое… какое облегчение, отец Игнасио, этот кошмар позади, и мы… – голос его упал до шепота, – отец, что вы сказали Мэри? Она больше не хочет со мной говорить. И мне не нравится, как она смотрит.

– Я сказал ей, что она вернется со мной в монастырь, – сухо сказал отец Игнасио, – и прошу вас, больше не говорить об этом. Ни с ней. Ни со мной.

– Но я только…

– Я не желаю это обсуждать, Арчи.

– Но я обязан. Она…

Он обернулся к Мэри, и на его лице, точно в зеркале, отразился чужой ужас.

Мэри открыла рот. Она пыталась крикнуть, но изо рта ее вырывались только бессмысленные кудахчущие звуки; дрожащей рукой она указывала куда-то вперед, туда, где за вырубкой, поросшей желтыми цветами, раскачивались ветви.