Стражники доставили Карлика в личные покои Королевы. В комнате царил полумрак. Королева, облаченная в зимний наряд, ждала его в одиночестве. Она была бледна от страха и мрачно сжимала губы. Их обмен любезностями был увековечен в сказках, хотя его непристойные реплики, которыми он дразнил Мельникову дочь, изображающую из себя королеву, и странные упоминания о сделке с дьяволом и о Созданиях Тьмы, живущих где-то далеко среди звезд, никогда никем не упоминались.

Когда Королева наконец собралась с духом и произнесла имя уродца, начали происходить удивительные и страшные вещи – бóльшая часть которых тоже не вошла в известные версии детских книжек.

Сначала замигали и едва не погасли светильники.

Несметное множество детей вошло в дверь комнаты, выползло из-за портьер и выкарабкалось через решетки в полу. Вблизи оказалось, что это не дети: от них исходил нездоровый влажный блеск, как от существ, живущих под землей, а в их неуклюжих движениях таилось что-то зловещее. Они напоминали личинки червей с недоразвитыми конечностями и личиками. На каждого из стражников навалилось по двое этих существ. Со стражей было покончено быстро: крики сразу оборвались, а их тела перетащили из комнаты в вентиляционные шахты.

В полумраке покоев Румпельштильцхен увеличился вдвое, а потом еще раз вдвое. Пропорции его уродливого тела не изменились, но он стал огромным, как Голиаф, высотой в три человеческих роста. Со смехом он подтвердил, что шпион Королевы действительно застал его во время отправления ритуала. Однако Румпельштильцхен это вовсе не его имя – так звали какого-то никчемного карлика, которого он замучил и освежевал когда-то давным-давно. Как бы там ни было, договор остается договором. Он схватил Королеву, которая попыталась убежать, поднес ее ко рту и с хрустом откусил ей голову.

Когда Карлик оглянулся, его лицо, хранившее выражение экстаза и бешенства, было залито кровью. Что сбивало Дона с толку – так это борода. Сквозь время и пространство, вопреки неустойчивой реальности, он наконец-то безошибочно опознал его, как опознавал всегда, – по этой ухмылке, по безграничной ненависти. Перед ним был Бронсон Форд.

2

2

Дон проснулся, когда слабый солнечный свет уже начал пробиваться сквозь ветви деревьев; во рту горчило от сосновой хвои и желчи. Туле поднял морду, понюхал воздух и зарычал. Несколько минут Дон разминал мышцы, напряженные почти до судорог, и собирался с духом, чтобы встать на ноги. Без очков мир казался ему размытым и неузнаваемым. Он упрекнул себя за то, что не захватил вторую пару – она осталась дома в ящике стола. Сколько раз Мишель пилила его, сколько раз напоминала, чтобы у него всегда были в кармане запасные очки. Он прислонился к стволу дерева и постарался взять себя в руки, посвятив несколько минут проверке работы компаса. Прибор, похоже, снова работал.