Карлик восседал в любимом кресле Дона, развернутом к камину, так что его лица не было видно. Правая рука Бронсона Форда свисала с подлокотника. Его острые серые пальцы были такими длинными, что касались пола. У него был глубокий голос, богатый модуляциями. От ломаного английского, намекавшего на умственную неполноценность, не осталось и следа. Этот голос был полон ненависти и злобы, свойственной лишь безумному гению, и тих, как ветер, шелестящий кронами деревьев. Он напомнил Дону о людях с лесной плантации – мексиканцах, гондурасцах, кем бы они ни были; о темнокожих людях в широкополых шляпах, сжимающих мачете с черными рукоятками; об их странных, похожих на звуки флейты криках, о древнем песенном напеве, который взмывал вверх и плыл между зелеными насаждениями.
– Мы странствуем по кольцу, вперед и назад, моделируя его, как пластик. Твоя Мишель тоже это умеет, в какой-то степени. Она уже сделала несколько маленьких шажков по пространствам, лишенным света, это было частью ее инициации. Тому, кто смотрел в лицо Великой Тьме, очень сложно поддерживать даже видимость человеческой сути.
– Признаться, я не вспоминал о тебе уже много лет.
Дон схватил с полки латунную цветочную вазу и двинулся к Бронсону Форду, твердо намереваясь размозжить противнику череп. Он едва успел сделать три шага, как огни в комнате вспыхнули и погасли, а волосы Дона взметнул ледяной порыв ветра.
Смех Бронсона Форда донесся откуда-то издалека, звук отразился раскатистым эхом, точно шел из глубины пещеры:
– Ясность мысли продлится недолго. Твой мозг непоправимо поврежден. Эта четкость восприятия не больше чем луч солнца, пробившийся сквозь облака. Он скоро погаснет. Наслаждайся передышкой.
Дон остановился, съежился, ослепленный темнотой. Сердце колотилось, а голова кружилась так, что он боялся упасть. Он был совершенно потрясен ощущением бескрайнего подземного пространства.
– Кто ты такой?
Его слова проделали долгий-долгий путь, прежде чем отразились от стен, и ему стало еще хуже. Призрачные звездные искры мерцали на сводах потолка, который мог находиться как на расстоянии вытянутой руки, так и в сотнях местров.
– Я очень долго не понимал, почему Мишель так увлечена тобой. Но потом я заглянул в твои глаза и понял, что твоя ДНК действительно точно повторяет ДНК одного твоего предка. Он был шпионом. Это у вас семейное. Твой отец и дед тоже были шпионами, – голос Бронсона Форда дрейфовал, то долетая дальним эхом, то бормоча прямо на ухо Дона. – Если тебе еще случится увидеть нашего юного друга Курта, можешь передать ему, что ни один из них не отличался ни особой отвагой, ни мудростью, ни благородством. Лютер кое-что знал, а кое-что угадал. Он никогда не угрожал нашим планам. Что до твоего отца… Пушечное мясо, отдавшее жизнь за Бога и Страну, – и куража и самосознания в этом было не больше, чем в самопожертвовании муравья на благо колонии.