– Нет. Давай лучше пойдем в мою комнату, – потащила она его за собой, и он послушался, мигом поняв смысл ее просьбы – Маша не хотела быть с ним в той комнате, где Антон занимался этим с ее мамой.

– Неужели ты тоже меня хочешь? – взволнованно спросил отец, пытаясь вспомнить, закрывали ли они за собой входную дверь.

– Конечно, и давно, – ответила она, когда они приземлились на кровать. А дальше, собственно, эти двое прекратили разговоры, так как они были не к месту.

Оба до самых последних дней своей жизни помнили, как Маша не то мурлыкала, не то стонала, пока его руки ласкали ее бедра и то, что между ними, такое теплое и манящее.

Когда они продолжили целоваться, он с облегчением подумал, как хорошо, что на работе он выпил всего-навсего пару рюмок коньяка, после чего добрался до дома на маршрутке. Если бы он выпил что-нибудь вроде водки, то от него бы не слишком сексуально пахло, а если бы он отправился сегодняшним утром на работу не на общественном транспорте, то мог бы и не вернуться домой, оставив любимую девушку сиротой.

Антон знал о пристрастии дочки к мятным леденцам и таблеткам вроде «Рондо» – иногда ему мерещилось, что она, проглатывая их одну за другой, избавляется от привычки курить – хотя Маша дружить с сигаретами и не начинала, но только при очередном поцелуе заметил, какими сладкими становятся ее губы и насколько освежает она его своим ментоловым дыханием.

– Прикольная у тебя конфета.

– Я старалась, – проговорила она ему, близкая к удовлетворению.

Направив его пальцы, Маша позволила проткнуть свое девственное драгоценное местечко (то, которое столько ребят пытаются взять силой и ведут себя потому как дикари, считая, что выглядят брутально) и, дернувшись от боли, смешанной с удовольствием, прикусила губу.

– Ай! – вскрикнула девушка, отметив, что ноги задрожали от наполняющей ее неги. – И больно, и щекотно, – рассмеялась она тихонько, аккуратно прижавшись к мужчине.

– Ты хочешь пройти весь этот путь до конца? – спросил Антон с заботой и необыкновенной преданностью, которой она раньше не слышала в его голосе. Вопрос казался обоим излишним, но он чувствовал, что его необходимо задать.

– Да. Теперь ты знаешь, – в спокойном ожидании подтвердила она.

– Но у нас могут быть проблемы. Я не хочу испортить тебя.

– Дурачок, ты делаешь меня лучше, – сказала Маша ласково, впервые употребив грубое слово в адрес своего отца.

– Тогда я согласен, – сказал он не без волнения. И в следующие минуты обоим стало тепло и хорошо в объятиях и ласках.

* * *

Когда их первый раз был окончен, они около часа дремали. Он испытывал невероятную легкость во всем теле, немножко стыда и чуть больше любопытства, а она была довольна произошедшим и еще тем, что по-настоящему стала девушкой или даже – женщиной.