– Вот так держите, Саша, – сказал Богданов, поддерживая ее руку своей. – И цельтесь… цельтесь…

Его щека была совсем близко. От него пахло морем, одеколоном, льдом, опасностью. Саша почти не услышала грохота выстрела за шумом своего сердца. Бутылка на поваленном дереве разлетелась вдребезги.

– Молодец, девочка, – тихо сказал Богданов и как бы нехотя убрал руку с Сашиной талии. Жулька смеялась со штурманом, Максимом Соленым, и ничего не заметила.

С того дня и началось Хорошее Четыре, переполнявшее Сашу восторгом и ужасом. Пик чувств был достигнут перед самым Архангельском.

– Георгий Иванович, прекратите, – расплакалась Саша, радуясь, что в темноте не видно, как покраснел нос. – Меня ждет жених… Свадьба… У вас Жюльетта…

– Между нами нет окончательного слова, – сказал Богданов и сжал Сашину руку, вцепившуюся в борт.

– Пойдем с нами к полюсу, Сандра, – сказала Жюльетта на следующий день. Она слегла с сильной простудой, не выходила из своей каюты и надсадно кашляла. Саша развела ей микстуру и поила из ложки по часам, чувствуя себя виноватой предательницей. – Видишь, как опасно экспедиции быть с одним медиком? Что тебя ждет в Архангельске? Провинциальные сплетни и тоска. Жених твой с юной страстью тут же сделает тебе бебе, потом второго, и через три-четыре года ты себя не узнаешь. Обернешься – и нету.

Саша не разревелась только потому, что Жулька раскашлялась и пришлось ее отпаивать теплой водой.

В Архангельске «Персей» остановился на шесть дней.

Богданов закупил топлива, консервов, круп, жира, солонины. Ездовых собак ему продали «выносливых и обученных», но Ваня Тайбарей цокал языком и качал головой.

– Плохо, – говорил он. – На улицах дворняжек наловили. Плохие собаки. Плохой еды купил, начальник, – солонину плохо в холод кушать! Плохие купцы в Архангельске, закрой уши, барышня, – и добавлял слова, и Саша краснела, потому что прекрасно слышала и сквозь ладони.

Она тоже многое успела за эти шесть дней. Разбила сердце Коленьке, расторгнув помолвку. Сказала, что сама себя еще плохо знает и не может на такого хорошего человека вешать вечную обузу.

– Я тебя знаю, – мрачно сказал Коля. – Всегда знал. Всегда любил.

И ушел, неровно ступая от горя. Саша кусала руку и много курила в тот день. Отправила телеграмму в Петербург: «Иду медиком экспедицией тчк вернусь через год тчк люблю Саша».

Она силой заставила Жюльетту поехать в больницу. Ваню попросила вынести больную и усадить в бричку – сама та не шла, то ли от упрямства, то ли от жара.

– Остаетесь, – сказал Жюльетте врач. – Иначе через десять дней максимум ваше прекрасное окоченевшее тело опустят в Белое море. Двусторонняя пневмония, мадемуазель.