Родная моя, я боюсь. Не страшных снов и не того, что может случиться со мной в этой жизни; я боюсь того, что мои враги готовы совершить после моей смерти. Ты знаешь, на что они способны: дождутся момента, когда ты будешь не в силах постоять за себя, и начнут тебя топтать. Слишком долго и сложно объяснять, в чем дело, поэтому я просто доверяю тебе сделать все max, как я сказал.

Не устану повторять: я люблю тебя и очень надеюсь, что ты никогда не получишь это письмо.

Обожающий тебя

Сванн».

— Прощальное письмо, — прокомментировал. Д’Амур, перечитав дважды. Затем сложил листок и вернул вдове.

— Я бы попросила вас побыть с ним, — заговорила она. — Бдение у тела, если хотите… Всего лишь до того момента, когда с юридическими формальностями будет покончено и я смогу заняться приготовлениями к кремации. Много времени не потребуется, мой адвокат уже работает над этим.

— Повторю свой вопрос: почему именно я?

Она отвела глаза.

— Муж пишет, что никогда не был суеверным. Но я суеверна И я верю в приметы, предзнаменования, предчувствия… Последние несколько дней перед его гибелью меня не оставляло странное ощущение, будто за нами следят.

— Вы полагаете, его убили?

Она задумалась над его словами, затем ответила:

— Ну, я не верю в несчастный случай.

— Враги, о которых он упоминает…

— Он был великим человеком, и завистников хватало.