И он не смог застелить кровать Тайлера.
А последним мрачным штрихом было то, что они мучились, как в отвратительной страшной сказке. Они не могли даже приблизиться к Тайлеру, потому что рядом находилась она.
Он едва осознавал, что им надо держаться вместе и попытаться сохранить обломки семьи. Сумеречная реальность, в которой пребывал Стив (все же его звали Стив), обесценила все раз и навсегда. Утешение и поддержка стали пустыми словами.
Стив пребывал в ступоре и не мог погрузиться в приличествующую ситуации скорбь. Он не был способен жалеть кого-то или принимать чужие соболезнования.
Да и семьи более не существовало – ячейку мироздания уничтожили за одну ночь.
Стив вспомнил, как Джослин сидела в плетеном кресле в приемном покое больницы Святого Луки в Ньюбурге. Помещение заливал холодный свет флуоресцентных ламп.
Ее-то ребенок еще жив, зло подумал Стив.
Рядом были Мэри Вандермеер и ее отец.
Наверное, Джослин придется вытерпеть все в одиночестве – без Стива.
Зазвонил телефон, а затем в дверь постучали. Стив поплелся в прихожую: выяснилось, что на крыльце стоял Пит с покрасневшими от слез глазами.
Стив не мог точно сказать, в котором часу он впустил Пита в дом, поскольку для него время будто замкнулось в кольцо. Патологоанатом из похоронного бюро «Нокс и Крамер» давно ушел.
Не обращая внимания на соседа, Стив уставился на нетронутую еду из китайского ресторанчика.
Середина сентября, Тайлер и Мэтт сидят за обеденным столом, поддразнивая друг дружку. Тайлер тогда не расставался с камерой GoPro.
– Им удалось почти полностью очистить правый глаз Мэтта, – произнес Пит. – Сделали промывание желудка, он вне опасности. Но с левым глазом – проблемы. Клей схватился с роговицей. И успел отвердеть прежде, чем парнишку доставили в больницу.
– Да, – констатировал Стив.
Тогда, в сентябре, в окно светили лучи солнца.
«Уверен, ты и не догадываешься, что
«Неужто, брат-мой-воняющий-как-лошадь? Кстати, мне бы хотелось, чтобы ты хорошенько вымылся».
– Стив?