Он сосал карамельку, чтоб хоть чем-то смочить горло. Растягивал, чтоб ее хватило дольше, пока он проснется и в голове у него прояснится. Небо над ним затянуло облаками: сбивчивый серебристый пейзаж из свинцовых холмов и оловянных долин.

Когда, откинув одеяло, он встал, ветер прошелся по нему, и ослабевшие ноги едва не подогнулись. Порывы ветра трепали его волосы во все стороны. Он брел в кормовой конец облака.

Внизу расстилался холмистый простор, поросший густым лесом. Он высмотрел светло-коричневую ниточку ручья. Заплаты зелени, расчерченные сельхозугодья. Там и сям разбросаны закорючки дорог. Какому черту известно, на что он смотрел? Мерилэнд? Пенсильвания? Канада? Нет. Наверное, не Канада. Никак не верилось, что он мог пересечь обширное пространство озера Эри, пока спал. Трудно сказать, как быстро они перемещаются, но медленнее, чем машины, которые он видел ползущими по дорогам внизу.

– И куда вы меня несете? – вопрошал он, поеживаясь, чувствуя, что его лихорадит.

Он наполовину ожидал, что стекловидная чернота – жемчужина – опять шлепнет ему по мозгам, но ничего подобного не случилось.

А что оно такое было, интересно? Только он уже понял. То был ответ ему, решительное «нет». Так прозвучал отказ облака на его собственном телепатическом языке.

Выброшенный на чужой берег изгой обвел затуманенным взглядом свой остров. И скоро опять уперся им в центральное возвышение размером с купол собора Святого Павла да и по форме почти от него не отличавшееся.

Он начертил на тумане у своих ног мягкий, пушистый плащ, а еще шарф – полоску дымки футов в десять. Поворошил рукой в облаке и извлек себе шапку. Укутавшись таким образом с головы до ног, Обри отправился к центру облака: вылитый оживший снеговик.

Прошагал широкую кремовую лужайку, сквозь глубокую тишину и покой. Молчание это нервно настораживало. Никогда не осознаешь, сколько суматохи и шума издает мир, пока не окажешься в милях от него, вдали от любого другого человеческого существа.

Обри только-только добрался до молочно-белого купола в сердцевине облака, когда голову, ошеломляя его, обволокла вспыхнувшая чернота. Рука взлетела к голове, и он припал коленом к склону купола. Боль (жемчужина) стихла, оставив язву в сознании. Обри ждал, чувствуя колотье в висках, еще одного телепатического взрыва черноты: человеческая кегля, готовящаяся быть сбитой с ног катящейся обсидиановой жемчужиной. Пронесло.

Обри полагал, что знает, что произойдет, если он пойдет дальше. И потащился вверх по куполу. Подъем был крутой, ему приходилось руками и пальцами ног зарываться в самое облако. В его вязкую кремовую поверхность. Было похоже на то, что он взбирается на кусок полуотвердевшего пудинга.